Онлайн книга «Жизнь среди людей»
|
– Да. – Так какое стихотворение ты прочитаешь? Какое стихотворение я прочитаю? – Максимилиан Волошин. Четвертый сонет из венка сонетов «Corona Astralis». Я прочитал это стихотворение в детской энциклопедии по астрономии, когда мне было восемь лет. Тогда я понял, что поэзия, как математика. Только математика упорядочивает Вселенную, а поэзия – мысли. – Так начинай. Чего ты ждешь? Чего я жду? Наверное, чтобы руки перестали дрожать, и паника прекратилась. Я отвечал на прошлой неделе, а сейчас не должен был. Но меня все равно вызвали. – Ну? – сказала Клара Ивановна. – Ты не готов? – Полночных солнц к себе нас манят светы, – начал я. – Четче. И громче. Перестань жевать слова. Жевать слова. Какое интересное выражение. Будто бы правда можно набрать в рот слов и жевать их. Интересно, а проглотить их можно? А какие они на вкус? – В колодцах труб пытливый тонет взгляд. Алмазный бег Вселенные стремят: Системы звезд, туманности, планеты. Я замолчал, потому что шум в ушах стал слишком сильным, а свет люминесцентной лампы высасывал мои внутренности. – Ну? Забыл? Я не забыл. – От Альфы Пса до Веги и от Беты Медведицы до трепетных Плеяд Они простор н-небесный бороздят. О нет. Только не это. – Творя во тьме свершенья и обеты, – я почти шептал. – Громче говори, – велела Клара Ивановна. – О пыль миров, о роль священных пчел. – Не жуй слова. Произноси внятно. – Я исследил, измерил, взвесил, счел, Дал имена, составил карты, сметы. Осталось последнее трехстишье. У меня в горле пересохло, и уши были готовы взорваться. – Но ужас звезд от знанья н-не потух. Я замолчал, потому что мне надо было отдышаться. – Мы помним все: н-наш древний темный дух… Я спрятал руки за спину, потому что пальцы начали непроизвольно шевелиться. Я почувствовал судорогу. Обычно мои пальцы плохо выглядят, когда их сводит. – Ах, н-не крещен в глубоких водах Леты, – выдохнул я. Буква «н». В этот момент я ее просто ненавидел. Клара Ивановна долго молчала. Кажется, еще дольше, чем я отвечал. – Ну что ж? – сказала она, – Видно, что не готовился. Стихотворение только сегодня прочитал первый раз, да? Не первый, но я решил об этом не говорить. – Ладно, садись. Придется поставить тройку. В следующий раз готовься заранее. Я пошел на свое место. – Вундеркинд, блин, – хмыкнул Саша Соколов. Он и его соседка по парте Таня захихикали. То ли Клара Ивановна услышала, то ли просто так совпало, но следующим она вызвала именно его. Саша Соколов вышел и бодро прочитал стихотворение Осипа Мандельштама «Железо». Ему поставили пятерку. Ему всегда ставили пятерки – он был отличником. У него была только одна четверка – по химии. Учителя говорили, что Саша Соколов и Женя Смольникова получат серебряные медали, а Вика Веревкина – золотую. Я завидовал. Я тоже хотел бы получить медаль. Но с моими устными ответами это невозможно. Мне вновь стало стыдно за то, как я прочитал свое любимое стихотворение. Весь оставшийся день я чувствовал себя космонавтом в вакууме. Все было не так. Слишком яркий свет, слишком громкие голоса, слишком неудобные ботинки, слишком сильно швы свитера впивались в плечи. На перемене в класс вошла Зоя Викторовна и сказала, что после пар я должен пойти к Ольге Алексеевне, нашему школьному психологу. Мне было очень страшно, что я сделал что-то не так, и оставшиеся две пары (геометрия и английский) я нервничал. Почему меня вызвали к психологу? После пар я собрал рюкзак и пошел к Ольге Алексеевне. По всему кабинету были развешаны детские стенгазеты про психологию, профессии, экологию и инновации. Сама она сидела, глядя в ноутбук, и заносила какие-то данные. Для психолога она казалась мне слишком неформальной. На ней не было пиджака, а была кофта с короткими рукавами и джинсы. И носила она не черное с белым, а синее с бежевым. Но я знал, что Ольга Алексеевна училась на кафедре педагогической психологии в профильном учебном заведении, поскольку спросил, где она училась. – Привет, – сказала она. – Заходи, садись. Я сел напротив, и она отодвинула ноутбук. – Я что-то сделал? – Почему ты так решил? – Потому что к психологу обычно отправляют, когда ты что-то сделал. – Нет, – улыбнулась она. – Ты ничего не сделал. Я просто хотела с тобой поговорить. Я напрягся от этой фразы. Даже желудок скрутило. – Как тебе в новой школе? – спросила она, и я вспомнил, что ее зовут Ольгой. – Нормально. А что? – Ничего. Просто если у тебя проблемы… – У меня нет проблем, – поспешно ответил я. Ольга Алексеевна кивнула. Я заставил себя посмотреть ей в глаза и вдруг заметил, что один глаз у нее немного выше, чем другой. На самом деле, это почти незаметно, но если уж начинаешь смотреть, то не замечать невозможно. – Значит, все в порядке? – Ну я немного волнуюсь, конечно. – По какому поводу? – Я боюсь, что люди посчитают меня странным, – признался я. – Почему они должны посчитать тебя странным? – Потому что так было всегда. Наверное, дело в том, что я младше остальных. Мама говорит, что у меня все получится, потому что я умный. Да, наверное, я умный. Просто… – Что? – Иногда этого недостаточно. Меня потянуло на откровенность, и я еле заставил себя замолчать. – Да, я понимаю. Тебя сейчас никто не обижает? – Нет. – Это замечательно, – Ольга Алексеевна улыбнулась, – Ты ведь приехал в Москву с мамой? У вас здесь есть еще родственники? – спросила она. – Бабушка по маминой линии. Людмила Сергеевна. Она приходит раз в два дня проверить меня, когда мама уезжает в командировки. – Значит, ты остаешься один? А твоя мама часто уезжает? – Нет. Тем более Людмила Сергеевна все время звонит. Я вспомнил бабушку, и у меня сразу же испортилось настроение. Я подозревал, что Людмила Сергеевна меня не любит. Она хромала, потому что у нее вместо правой ноги стоял протез. Она рассказывала, что однажды на заводе ей на ногу упала металлическая пластина весом в триста килограммов. Стропальщики плохо закрепили ее, поэтому она сорвалась и упала Людмиле Сергеевне на ногу. |