
Онлайн книга «Звездочка моя!»
Натали, и Нэвин, и Сайма, и еще Билли-Джо о чем-то зашептались. — А мы хотим поставить пьесу, мистер Робертс. Можно нашу собственную? — спросила наконец Натали. — Отличная идея! — воскликнул мистер Робертс. — Только надо все хорошо сделать, прописать все сцены, отрепетировать, только лучше, если пьеса будет не дольше десяти минут. С репетициями я вам помогу, девочки. А вы, мальчики, должны как следует поставить танцевальный номер. Я спрошу у миссис Эвери, с чего вам лучше начать, попрошу подобрать вам хорошую музыку. Все должны отнестись к концерту серьезно. Мы будем выступать сначала перед всей школой, а потом перед родителями, и вы понимаете, что подготовка должна быть на высоте. Мы придумаем систему голосования. А победитель получит настоящий приз. Согласны? Так, кто еще не придумал, с чем выступать? — Я ничего не умею, мистер Робертс, — вздохнула Ханна. — Ни петь, ни танцевать. — Может, присоединишься к Натали и ее друзьям? Найдется и для тебя роль. — Играть на сцене я тоже не умею, — ответила Ханна. — А можно фокусы показать, мистер Робертс? — спросил Фаред. — Отец мне их столько раз показывал, я даже умею доставать кролика из шляпы. Почти умею. — Прекрасная идея! Ханна, будешь помощницей Фареда? Рядом с фокусниками всегда работают очень красивые помощницы. — Ага, Фаред, распили ее заодно пополам, — захохотала Ангелина и поймала мой взгляд. — И сделай так, чтобы Доля исчезла! Навсегда! Я с презрением ухмыльнулась и сделала вид, что мне все равно. Ни за что на свете я не покажу этой Ангелине, что я, как и все остальные девчонки, страшно ее боюсь. Мистер Робертс посмотрел на меня. — Кстати, Доля, а с чем выступишь ты? — обратился он ко мне таким же фальшивым голоском, как и к Ханне Безнадежной. Наверняка принимает меня за скучную тупицу. Но мне на это наплевать. — Наверное, ты не хочешь ни петь, ни танцевать. Как тебе предложение прочитать что-нибудь наизусть? А, ну конечно. Стишочек. Пусть народ повеселится. Поорет мне «Вон со сцены!», закидает помидорами. Класс. Но он же этого не поймет. — Я помогу тебе подобрать текст. Необязательно учить большой отрывок. Ты даже можешь зачитать его вслух, если учить будет трудно. Ты очень выразительно читаешь, Доля, — серьезно сказал он. — Просто тебе не хватает немного уверенности в себе. — Я спою, — ответила я, просто чтобы он заткнулся. Он удивился. Я никогда не хожу на его тупые уроки музыки. Ненавижу эти скаутские гимны и отрывки из мюзиклов. Я даже рта не открываю, чтобы хотя бы изобразить пение. — А ты знаешь какие-нибудь песни? Что за тупой вопрос? Я знаю наизусть все записи выступлений Дэнни Килмана, от студийных до любительских, начиная с ранних песен в составе рок-группы «Опиумный мак», которая давно развалилась, до последних, шестилетней давности. В ответ я неопределенно кивнула, но он мне не поверил: — Какие? Ну это же очевидно! — Я спою песню Дэнни Килмана «Сладкая ты моя доля», — ответила я. Кто-то хихикнул от неожиданности. Они, наверное, о Дэнни Килмане никогда не слышали. А мистер Робертс посмотрел на меня с удивлением и радостью: — Ну конечно! Отличный выбор! Я сам большой поклонник Дэнни Килмана. Боже. — Слушай, хочешь, я тебе подыграю на гитаре? Там в середине такой грустный проигрыш… Нет! — Я как раз хотела выкинуть эту часть, — быстро ответила я. — И спою только слова. Если можно. — Конечно. Конечно можно, — закивал он, но было видно, что расстроился. Мне стало стыдно, но не могу же я по его милости завалить песню, написанную в мою честь, хоть я и решила сегодня утром, что Дэнни мне больше не отец. Я ничего не рассказала маме, но она чуть не с порога увидела сорванный постер. Охнув так, будто на полу не постер, а настоящий Дэнни, она опустилась на колени и расправила бумагу, сморщившись при взгляде на рваные края. Принесла узкий скотч и аккуратно склеила постер с обратной стороны, чтобы спереди сверкающие ленты не пересекали лицо. Потом она принесла непочатую упаковку специального пластилина, поднялась на стул и снова прилепила постер на место, следя, чтобы, не дай бог, он не висел криво и нигде не сморщился. Все это время она не сказала мне ни слова, только губами шевелила. Наверное, что-то шептала Дэнни. Выглядит она просто ужасно. У нее не было времени вымыть волосы, и они, забранные в жидкий хвостик, неаккуратно разметались по спине. Лицо у нее серо-белое, под глазами тени, словно синяки. Может, это из-за тугого хвоста, но взгляд у нее испуганный, глаза вот-вот выскочат из орбит. Когда она вскинула руки, я увидела ее острые локти и ребра, выступающие под майкой. Я пошла на кухню, поставила чайник, поискала в пакете, который она принесла, нет ли чего поесть. Положила две большие картофелины в духовку. Сделала бутерброды с маслом, принесла их в гостиную на подносе с чаем. Мама сидела на диване, просматривая почту. Наверное, снова счета. Руки ее дрожали. — Мама, вот, я чай приготовила, — и я поставила поднос ей на колени. — Спасибо, милая, — ответила она. Она потягивает чай, но к хлебу с маслом не прикасается. — Мам, поешь. — Чуть позже, дорогая. — Нет, у нас попозже запеченная картошка с сыром и, может, еще бобы. Тебе надо поесть, мам. Ты выглядишь ужасно, как будто вот-вот умрешь от голода. Она вздрогнула. — Прости, не хотела тебя волновать, но ты меня пугаешь. Поклянись, что это не анорексия. — Что? Нет, конечно. — Но ты страшно похудела. Ты превратишься в скелет, если не начнешь питаться как следует. — Хорошо, родная, я ем. Смотри! И откусила большой кусок от бутерброда. — Вот, видишь? Какой вкусный чай ты приготовила. Садись рядом, поешь со мной. И она похлопала по креслу. Я уселась рядом. Краем глаза смотрю на письма. Да, это снова счета. Я скривилась. — Ничего, справимся, — утешает меня мама. — Ради того, чтобы жить здесь, придется затянуть пояса, но оно того стоит. Только представь, что сейчас мы бы ютились в той грязной квартирке в Лэтчфорде. Дела у нас в последнее время пошли лучше, правда, Доля? У нас есть собственный дом! — Да, мам, — делано бодро ответила я. В этом доме еще столько работы, что невольно думаешь: в Байлфилде так же погано, как в Лэтчфорде, плюс еще надо постоянно уворачиваться от встречи с Плоскими или Быстрыми. — Просто очень бы хотелось, чтобы хоть кто-нибудь нам помогал, — сказала мама. — Нам никто не нужен. Мы сами о себе позаботимся, — возмутилась я. |