Книга Луна с неба, страница 34 – Грегори Хьюз

— Наш бедный папа еще не остыл в могиле, а ты уже сделался извращенцем!

Я уже понял, что вот это вот «еще не остыл в могиле» теперь будет любимым Крысиным аргументом. Хотел сказать ей, чтоб не совала нос не в свое дело, но ее скривившаяся мордочка была такой печальной, что огрызаться я не стал.

— Что, и посмотреть нельзя?

— Нельзя. Надо ждать, пока исполнится шестнадцать.

— Еще чего!

— Тебе надо, ты мой брат!

Я обнял ее за плечи и повел к выходу из парка. Крыса шла, насупившись и скрестив руки на груди, пока я не пообещал заплатить за завтрак. Первейшее средство вернуть себе расположение Крысы — предложить взять на себя какие-нибудь расходы.

Мы шли по Пятой авеню, пока не набрели на уличного торговца пончиками и кофе. Крыса сделала заказ на испанском, мы взяли свою еду и уселись завтракать на скамейке, глядя на снующих вокруг нью-йоркских белок. И тут я вспомнил, что давно пора задать Крысе один вопрос:

— Откуда ты знаешь испанский? В школе у тебя его не было.

— Мисс Габриэла Фелипе Мендес дала мне кассеты. Я слушала их, засыпая, и через пару месяцев уже могла говорить. Сложнее всего настроить слух на восприятие. Но стоит выучить наизусть десяток испанских песен, и дело в шляпе.

— Надо будет и мне как-нибудь заняться испанским…

— У вас слишком большая разница в возрасте, Боб. И так будет всегда.

— Но ведь я ей нравлюсь?

— Конечно нравишься. Ты же мой брат.

Мы выбросили стаканчики из-под кофе в мусорку и направились к первому жилому дому у самого края парка.

— Скажите, здесь живет Джером Де Билье? — спросил я швейцара, стоящего у дверей.

— Я не имею права разглашать информацию о жильцах, — отвечал тот, глядя прямо перед собой, как солдат в почетном карауле.

— А хоть намекнуть можете? — спросила Крыса.

— Боюсь, что нет.

Мы отошли подальше, чтобы он нас не слышал, и стали совещаться.

— Может, надо его подкупить? Ну, как в кино делают.

Крыса скорчила рожу:

— Я не стану отдавать свои деньги швейцару.

Мы пошли к соседнему дому.

— Джером Де Билье здесь живет?

Швейцар, одетый по моде двадцатых годов прошлого века, глубоко задумался.

— Знакомое имя… Но тут такой не живет. Родственник ваш?

Он говорил с таким сильным ирландским акцентом, что я чуть не расхохотался.

— Он наш дядя, — ответила Крыса, улыбаясь во весь рот.

Я видел, что она тоже с трудом сдерживает смех.

— Ступайте к соседнему дому, спросите Коннора. Скажете, что вы от Шона.

Мы поблагодарили его и ушли, хихикая. Шон был симпатяга, он не мог не понравиться. Однако приземистый ирландец Коннор сказал, что никогда не слышал о нашем дяде, и продолжил ругаться с грузчиками, якобы поцарапавшими дверь.

— Спросите Патрика в соседнем доме, — бросил он нам. — Может, он знает.

Патрик в ответ на наш вопрос покачал головой:

— Никакого Джерома Де Билье в этом квартале нет, можете мне поверить. Я про него ничего не слышал, а уж мне-то известны все, кто тут живет. Удачи вам, детишки!

Я поплелся дальше по Парк-авеню, а Крыса шла за мной, упражняясь в ирландском акценте:

— Я зовусь Мари-Клэр, родом я из графства Мейо. Я целовала камень Красноречия!

Я резко остановился, и Крыса налетела прямо на меня.

— Хватит уже кривляться — бесит!

— Будет исполнено!

Она действительно прекратила строить из себя Молли Мелоун, но вместо этого стала читать рэп. Начинался долгий день…

В соседнем квартале никаких швейцаров не было, поэтому мы звонили по домофону жильцам и спрашивали у них. Один дядька пообещал вызвать полицию, если мы не прекратим трезвонить в его квартиру, и Крыса надолго зажала пальцем кнопку, чтобы его проучить. Потом она вызвала другую квартиру.

— Алло? — ответил манерный мужской голос.

— Вы знаете Джерома Де Билье? — спросила Крыса.

— Знаю. Он здесь не живет.

Крыса вытаращила глаза:

— А где? Где он живет?

— Этого я тебе не скажу. А знаешь, почему я тебе не скажу?

— Почему?

— Потому что ты меня разбудила!

Крыса в ярости пнула стену и отошла:

— Вот ведь пи-ип! Он наверняка знает нашего дядю! И знает, где он живет!

Она бегом вернулась к подъезду и нажала на кнопку домофона.

— Алло!

— Извините, что я вас разбудила! Пожалуйста, скажите, где живет наш…

— Ничего я тебе не скажу! Хватит звонить!

— Ну и пи-ип с тобой! Я рада, что тебя разбудила! И вообще, найди себе работу! — проорала Крыса.

Она ругалась по-французски себе под нос на протяжении нескольких кварталов, а потом, по иронии судьбы, мы наткнулись на посольство Франции. Только они нас даже не впустили. Французы иногда такие высокомерные, а в посольствах — особенно.

Так мы дошли до Музея Гуггенхайма, и мой энтузиазм несколько поугас. Но он и вовсе пропал, когда показался край парка. Последний дом, в который мы заглянули, был уже в Гарлеме.

— Увы, сынок, — ответил старенький чернокожий охранник на мой вопрос. — Здесь такой не проживает.

Стоило нам выйти на улицу, как с неба опять полило.

— В этом городе вообще прекращается дождь?! — воскликнул я.

— Придумал! Пошли в музей Метрополитен. Там переждем дождь и посмотрим картины — культурно просветимся! Может, у них из Ван Гога что-то есть.

Так мы и сделали. Прошли назад по Пятой авеню, заплатили доллар девчонке на входе и побежали вверх по лестнице, которая на вид была мраморная.

Крыса любила живопись. Дома у нее были альбомы с репродукциями известных картин, и она могла любоваться ими часами. Больше всего ей нравился Винсент Ван Гог. В общем, неудивительно. Этот человек отрезал себе ухо и свел счеты с жизнью, выстрелив себе в грудь. Еще бы он Крысе не нравился!

Осмотр коллекции она начала с ангелочков.

— Это неправильно, — заметила она. — На картинах должны быть еще и толстые ангелы, старые ангелы и не особенно красивые. Иначе люди подумают, что ангелом может быть только тот, кто хорош собой, а это не так. Главное — самому быть хорошим.

Она замирала у каждой картины, а я ходил за ней хвостом. Мне там много чего понравилось, особенно морские пейзажи Моне. Но где-то через час мой мозг уже отказывался воспринимать любые изображения. В конце концов мне сделалось все равно, пялиться ли на какой-то шедевр или на голую стену.