Онлайн книга «Звезда»
|
Мой знакомый оказался в теме и без запинки начал шпарить прямо как по учебнику: – При изменении магнитного поля возникает индукционный ток… Сам не знаю почему, но, увидев его, я вдруг обрадовался. Собственно, почему не знаю? Это ведь как на чужбине встретить земляка, тогда сразу чувствуешь себя увереннее, комфортнее, типа один в поле не воин, а вместе – уже ого-го! Я силился вспомнить его имя, но без толку. Правда, не долго пришлось терзать память – зеленоглазая физичка улыбнулась и совсем другим тоном сказала: – Садись, Максим, пять. Точно! Максим, Макс… Он тоже меня запомнил и узнал: присев, метнул в мою сторону робкий взгляд. Я подмигнул, и белобрысый застенчиво улыбнулся. Да уж, с ним никакого ого-го не выйдет. В родном классе он и то держался скованно. Нет, даже пришибленно. Затем Ольга Николаевна приступила к новой теме. В физике я не смыслю ровным счётом ничего, так что уже с третьего предложения меня стало клонить в сон. Вся эта дребедень – индукция, магнитный поток, гальванометр, правило Ленца – действовала как гипноз. Белобрысый внимал каждому слову и записывал в тетрадь. Таких добросовестных я высмотрел ещё человек десять. Хотя, может, они и не формулы выводили, а играли в какой-нибудь «Ход конём» или «Числа». Ну а остальной народ, как и я, боролся со сном. Прозвенел звонок. Физичка продиктовала домашнее задание и отпустила всех, кроме меня. Задержала ненадолго, спросила, что проходили, по какой программе занимались и как вообще у меня обстоят дела с физикой. Я чистосердечно признался, что физика для меня – терра инкогнита. Она для виду посокрушалась и отпустила на все четыре стороны. Всё это время, оказывается, белобрысый поджидал меня в коридоре за дверью. – Здорово! – я пожал ему руку. – Значит, ты в этом классе учишься? Он кивнул. – Бывают же совпадения! – Да, – разулыбался он. – Ты в физике сечёшь? – Ну… – А я как-то не особо. А в этой школе давно учишься? – С первого класса. – Значит, будешь моим гидом. Показывай давай, где тут у вас что. Тогда он и вовсе расцвёл. На следующем уроке Макс подсел ко мне. Я сам предложил, и он с готовностью переехал. Я-то думал, вдвоём будет веселее, но куда там! Белобрысый проявлял крайнюю степень сознательности, причём на всех предметах. Сколько ни пытался его разговорить, самое большее – кивал или отвечал односложно, и снова всё внимание на доску, на учителя, в учебник. Типичный ботан. Достучаться до него удалось только на уроке химии, и то потому, что у химички, Натальи Леонидовны, вышла какая-то нестыковка с расписанием. Она озадачила нас самостоятельной, а вместо себя посадила молоденькую лаборантку, которой всё было фиолетово, хоть на парте танцуй. Она уткнулась в планшет, а дикий гвалт, поднявшийся сразу, как ушла химичка, её вообще не трогал. Впрочем, как сказал бы Серёга Шевкунов, рабочий шум – это нормально. Народ переговаривался, искал решения сообща. Шелестели учебники. Пиликали сотовые. Только две последних парты на соседнем, втором ряду не суетились. За одной из них сидел рослый чернявый парень с хорошенькой блондинкой. И не просто сидел, а вальяжно раскинулся, умудряясь при этом наглаживать соседке колено. Собственно, она и не возражала. – В учебнике нет этих задач, – возмутился Мужичок-с-ноготок. – Ну естественно, – не поднимая глаз, хмыкнула лаборантка. – Кстати, в Интернете тоже можете не искать. Наталья Леонидовна их сама составляла. – Ох, ничего себе! И как мы их должны решать? – По аналогии с пройденными, так что вспоминайте… Я и оглянуться не успел, как Макс всё сделал и чинно сложил ручки. – А ты что не решаешь? – удивился он. – Задачи по химии? Издеваешься?! – Давай покажу, здесь просто… – Очень издалека придётся показывать, класса с восьмого, – усмехнулся я. Хипстер повернулся к нам, вернее, к Максу. Меня новые одноклассники упорно игнорировали. А если быть точным, искоса поглядывали, перешёптывались, но знакомиться или в открытую заговорить желания не выказывали. Молчал и я. Не в моих правилах вязаться кому-то в приятели. – Решил? – спросил длинноволосый. Причём говорил он по-барски: мол, ну как, холоп, управился уже? Макс коротко кивнул. Хипстер, не говоря ни слова, взял со стола его тетрадь. У меня брови поползли на лоб от таких манер, но Макс поспешил заверить: – Да пусть, мне не жалко. Шепнул, а сам потупил взгляд. – Твоё дело, – пожал я плечами и свернул в другое русло: – Расскажи-ка, что у вас за народ. Кто заправляет? – В смысле? – не понял Макс. – Ну, кто у вас тут лидер, вожак, партайгеноссе? Ну как тебе ещё сказать? – А-а, – дошло до него наконец. – Наверное, Мальцев и Яковлев. Ну и те, что с ними… Голубевская, Вера Потанина, Сачков и вот Виляев. – Лидер всегда один, максимум – дуэт, и то редкость, все остальные – свита. – Ну тогда Мальцев, – и он кивнул на «вальяжного», который до сих пор терзал коленку своей соседки. – Вон тот чёрный, кучерявый, с шаловливыми ручками? – Угу, – Макс покраснел. – Что он за тип? – Не знаю, – промямлил Макс. – А с ним кто такая? – Вера Потанина. – Они вместе? – Наверное… Мальцев не то услышал, не то почувствовал, что я за ним наблюдаю, потому что неожиданно повернулся к нам. Царапнул меня взглядом, но ничего не сказал, заговорил с Максом: – Чё пялишься, Чибис? Решил уже? Давай сюда. Макс кивнул на хипстера: – У Виляева. – У Виляева, – передразнил его Мальцев, потом переключился на хипстера: – Эй, Дота, гони тетрадь Чибиса! Я хотел было вставить свои пять копеек, мол, эксплуатируешь чужой мозг, так хотя бы спасибо-пожалуйста говори, но вдруг вспомнился момент, да не один, а множество, как сам списывал. Прошлый год. Физика. Контрольная. Я полулежу за партой, зеваю и даже не волнуюсь, потому что Гороховская решает мой вариант, передаёт мне украдкой и только потом приступает к своим заданиям. Я не просил, не благодарил, а принимал как само собой разумеющееся. И как-то сразу неловко стало учить кого-то вежливости. В конце концов, Макс сам сказал, что ему не жалко. После школы мы пару кварталов шли вместе с Максом, потом наши пути расходились. Ему – налево, мне – направо. Напоследок он вдруг выпалил чуть ли не с щенячьим восторгом: – Как здорово, что ты пришёл в наш класс! У меня нечаянно вырвался снисходительный смешок, и Макс тут же смутился собственной горячности. |