Книга Солнце - крутой бог, страница 7 – Юн Эво

— Так чему же вы научились? — спрашиваю я, и мне кажется, что Старикашка-Солнце хочет поймать меня на крючок. — Чему, вы считаете, надо научиться, чтобы стать взрослым?

Хозяин протягивает мне конверт, но не выпускает его из рук. Каждый из нас тянет конверт к себе. Когда я делаю шаг назад, он тащится за мной. Я чувствую, что колесо велосипеда упирается в дверь у меня за спиной.

— Надо научиться хорошо жарить бифштексы, — не задумываясь отвечает он. — Это пригодилось мне в жизни больше всего.

— О'кей! — говорю я и выхватываю у него конверт.

Он выпускает его, и я открываю дверь. И понимаю, что если за всем этим стоит Старикашка-Солнце, то оно, как бы там ни было, обладает изрядным чувством юмора. Хозяин оставил меня в покое. Похоже, он даже отступил назад в темноту коридора. Все это сильно смахивает на сцену из фильма ужасов, где герой — падшая душа — направляется в ад. Я захлопываю дверь и бегу вниз. Чуть не упав вместе с велосипедом и не разбив себе морду, я еду в Терехов.

С этой минуты все идет наперекосяк. Потому что в Терехове я отдаю конверт, предназначенный для музея Мунка, а в музее Мунка оставляю пакет, адресованный в Терехов. И наконец, в издательстве я вручаю конверт, который взял у них же часом раньше.

Естественно, что теперь Шеф уже не может скрыть своей любви ко мне. Когда я возвращаюсь, он выкрикивает мое имя так, что звенят оконные стекла. Я вызван в его кабинет, который отделен от остальной конторы перегородкой из матового стекла. Пылища здесь лежит, должно быть, еще с довоенных времен, и я имею в виду не Вторую мировую войну, а Первую. Шеф, очевидно, не верит в удобство архивов и не убирает бумаги в папки и шкафы. У него в кабинете три больших полки и два стола, на которых высятся полуметровые штабеля документов. На стене за его письменным столом — раковина, рядом — грязнющее полотенце. Из кабинета на километр несет ментоловыми сигаретами, в пепельнице на столе, над которым он согнулся, тлеет непогашенный окурок.

Но наш Шеф по натуре добряк. Он не сердится, а только грустно смотрит на меня. Со скрещенными на груди руками он качает головой, словно разглядывает какого-то диковинного зверя. Потом снова тихо и спокойно объясняет мне, куда какой конверт или пакет следует доставить. Наконец он поворачивается к полкам и начинает что-то искать, давая мне понять, что наш разговор окончен.

— Я слишком много думал о том, как стать взрослым, — говорю я.

— Прости, что? — спрашивает он. Очевидно, он не привык, что с ним обсуждают что-то, кроме работы.

— Я хочу стать взрослым, — отвечаю я. — И, наверное, слишком поспешил. Но у меня нет времени взрослеть обычным путем.

— Ясно. — Он хватает сигарету. Правда, не за тот конец, и обжигает пальцы. — Ты не шутишь? Тогда ты поступил сегодня единственно верным образом.

— Вы это серьезно? — улыбаюсь я.

Но Шеф не улыбается мне в ответ. Думаю, он вообще не умеет улыбаться. На то он и Шеф.

— Быть взрослым — это, во-первых, беспрерывно делать глупости, — серьезно отвечает он и гасит сигарету в пепельнице.

— А во-вторых? — спрашиваю я.

— А во-вторых, делать из этого верные выводы, — сухо говорит он. — С первой частью ты, во всяком случае, справился на отлично. Ради блага нашей фирмы я надеюсь, что ты незамедлительно перейдешь ко второй.

— Спасибо, Шеф, — искренне говорю я. Я чувствую, что нащупал верный путь. Ясно, что Старикашка-Солнце хочет мне что-то сказать. Нужно только минут пять, чтобы это обмозговать.

Но мне хватает и четырех. Дело не только в желании стать взрослым. Нужно еще знать, как найти лазейку в этот взрослый мир. Я понял, Братья & Сестры, что мне нужен план действий.

Оказывается, этот новый Адам соображает куда лучше того старого Клумпе-Адама-Румпадама.

И новый Адам вырабатывает план.

У нового Адама мозги фурычат гораздо быстрее.

Новый Адам стучит на «Пентиуме» с блестящим процессором и оперативкой, достаточной, чтобы пробраться сквозь самые туманные мысли.

Новый Адам высится на двух полированных стальных ногах. Он благодарит Старикашку-Солнце, и его голос звучит как туманный горн или сирена воздушной тревоги: YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO! YO BRO!

В конце дня я использую любую возможность, чтобы выпытать у людей, как они стали взрослыми. Что для этого главным образом нужно? И что они могут посоветовать тому, кто до чертиков хочет покончить с детскими играми и перебраться во взрослое и более совершенное тело?

Конечно, я не могу со стопроцентной точностью передать, что и кому говорил. Ведь я делал вид, будто меня только что осенило. Но я уже представляю себе, как целюсь в прежнего ребенка Адама из своего пентиума-револьвера, который отличается современной сверхзвуковой скоростью, и посылаю ему в грудь заряд плазменных пуль. Крошка Адам падает с крыши элеватора и глухо шлепается о землю. А я тем временем вспоминаю, что это и есть глупая детская компьютерная игра. Которая осталась далеко в прошлом. Разве не так? Во всяком случае, я оставляю это в прошлом. Sure thing ^[6]!

В черепушке у меня гремят ритмы, уже не напоминающие ни одной известной мне группы, и я потягиваюсь всем телом.

Кости упираются в кожу и натягивают ее.

Ноги напрягаются от бедер и до колен.

Плечи со свистом расправляются. Как будто чайник дает знать, что он вскипел.

Все мое тело — кипящий котел, в котором варево только и ждет, чтобы вырваться наружу.

Всего за несколько минут я вырастаю на пятнадцать сантиметров.

Я — здание. Высотка. Элеватор, прибавляющий этаж за этажом.

Я спрашиваю у мира совета и получаю ответ.

Познавая мир через вопросы, я получаю, разумеется, массу странных ответов. И многие из них вообще никуда не годятся. А ответ, который дед дает мне по телефону, меня просто бесит и заставляет напрячь мозги. Я пользуюсь случаем — ведь он сам позвонил нам, чтобы поговорить с папашей, — и задаю свой вопрос. Сперва я еще надеюсь, что именно дед скажет мне что-нибудь дельное, и я смогу внести это в свой список. Ведь он на своем веку был и моряком, и маляром, и портовым грузчиком, и заведующим складом, и чиновником в управлении коммуны, и вагоновожатым, и писателем, и лыжным тренером, и альпинистом. Дед всегда говорит, что в жизни важно найти себя и что у него это так и не получилось. Правда, он ни о чем не жалеет. Он уверен, что самое ужасное — это сидеть в доме престарелых и мечтать о том, чего ты не сделал, просыпаться и знать, что твое время ушло.