Онлайн книга «Моя сестра - Елена Блаватская. Правда о мадам Радда-Бай»
– Все здоровы и старались учиться! – было дружным ответом. – Косынка почти готова: Зайцева ее каймой обвязывает. Тут хорошенькая девочка, побольше других, встала и подошла показать большой лиловый шерстяной платок, в конце которого еще торчал ее деревянный крючок. Бабушка похвалила работу и сказала, погладив девочку по голове: – Спасибо, Зайчик! Я тебе за это привезла капустки. Зайчики ведь любят полакомиться? А вот, посмотрите-ка, девочки, какую я вам привезла подругу: это Верочка, внучка моя. Хотите с нею поиграть? – Хотим! Хотим! – закричали девочки; а мне ужасно хотелось спрятаться за свою бабочку от всех этих незнакомых детей. Но я воздержалась, вспомнив, что Антония постоянно бранила меня за это. – Идите теперь в приемную, дети, – сказала им Анна Ивановна, – играйте там с Верочкой. Все шумно поднялись, попрятали свои работы и высыпали в зал, где окружили меня со всех сторон. Большие становились передо мной на колени, обнимали и целовали меня; маленькие тянули меня за руки, за платье; трогали мои волосы, бусы, бывшие у меня на шее. Я совсем растерялась и готова была расплакаться, с отчаянием поглядывая на дверь классной комнаты, в которой осталась бабушка. Мне казалось, что они разорвут меня! Вдруг ко мне подошла та высокая, старшая девочка, которую бабочка называла «Зайчиком». – Что это вы делаете? – прикрикнула она. – Оставьте Верочку! Зачем вы так окружили и надоедаете ей?.. Подите прочь! Она сама придет к вам, когда захочет. Маленькие рассыпались от меня как горох. Осталось только несколько старших. Зайцева взяла меня на колени и успокоила. – Хотите картинки смотреть, Верочка? – спросила она. – Хочу, – отвечала я; хотя мне хотелось только одного: чтоб поскорее пришла бабочка и выручила меня. Зайцева повела меня за руку в комнату, где стояло рядами много кроватей с чистыми, белыми подушечками и серыми одеялами. Но, когда меня посадили на одну из них, постель мне показалась очень твердой, а одеяла ужасно грубы. Все девочки засмеялись, когда я сказала, что одеяла кусаются. – Кусаются? – повторяли они, смеясь. – Нет, ничего! Мы ими ночью закрываемся, и они никогда нас не кусали. Да у них и зубов нет. Кусаются только собаки!.. – Верочка хочет сказать, что они шершавые, – объяснила Зайцева. – Но для нас это ничего не значит: они теплые, и мы рады, что они есть у нас. Дома нам бы, может быть, и совсем нечем было закрыться зимою. – К шелковым одеялам из нас никто не привык! – заметила одна большая девочка, вся в веснушках и с острым носом. Она мне очень не понравилась. – Благодарение Богу, что суконные есть! – отвечала Зайцева, как мне показалось, сердито глянув на нее. – Если б ваша бабушка, Верочка, сюда нас не взяла и не дала нам всего, многие из нас могли бы с голоду умереть. – Как с голоду? – удивилась я. – Разве у вас нет повара, чтоб сделать обед? Все девочки опять надо мною рассмеялись. – Как не быть поварам! – вскричала опять остроносая. – Жаль только, что варить им нечего. – Так что ж! – сказала я, чувствуя себя обиженной. – Разве вам бабочка обедать варит? Тут поднялся такой хохот, что все уговоры и сердитые замечания Зайцевой не могли усмирить его. Девочкам показалось уже слишком забавно, что я такую высокую, полную старушку называю бабочкой. – Какая бабочка? – говорили они. – Разве бабочки готовят кушанья?.. Я чуть не плакала и сконфуженно пробормотала: – Я говорю про свою бабочку, про бабушку. – Разве ваша бабушка летает? – продолжали они смеяться. Но тут уж Зайцева окончательно рассердилась и объявила, что если они сейчас не уймут своего смеха и не перестанут говорить глупости, то она пойдет и скажет начальнице. Девочки поднялись и разошлись, фыркая, по углам; а Зайцева заговорила, обращаясь ко мне: – Ваша бабушка такая добрая, Верочка, что другой такой, может быть, и на свете нет! Она обо всех нас заботится: мы ей всем обязаны. Она нас кормит и одевает и учит. А мне самой – она все дала!.. Если б не она – не только я, а моя мать и маленькие братья и сестры, – все бы умерли от холоду и голоду. Мы бедные: отец мой умер, мать болеет. Где ж нам взять денег, чтобы жить?.. – А разве без денег жить нельзя? – осведомилась я. – Нет, душечка! – вздохнула Зайцева. – Без денег нельзя хлеба купить, а без хлеба приходится с голоду умирать. Ну, вот бы мы и умерли, если б бабушка ваша не узнала о нас и сама не пришла к нам. Пришла и прежде всего нас всех накормила; потом прислала доктора и лекарства моей маме. Потом меня взяла сюда и двух братьев отдала в школу. Потом матери дала работу, одела всех нас… Вот какая ваша бабушка, Верочка! – проговорила она со слезами на глазах и вся зарумянившись. Я смотрела на нее, притаив дыхание, и слушала, как слушают сказку. Я не понимала в то время причины ее волнения, но чувствовала почему-то, что она хорошая, добрая девочка, и спросила: – Так ты любишь мою бабочку? – Очень люблю, Верочка! – А как тебя зовут? – Аграфеной. Мать Груней зовет меня… – А мне можно так называть тебя? – Можно, милочка. Отчего нельзя?.. Зовите и вы. – Груня!.. А зачем ты говоришь мне вы?.. Это нехорошо. Я так не люблю! Говори, пожалуйста, ты!.. – Хорошо… Если только ваша мамаша не рассердится. – Вот еще! Что ей сердиться? Мне все ты говорят. Это какая у тебя книга? Покажи. Зайцева вынула из маленького сундучка, стоявшего под ее кроватью, хорошенькую книгу, но, держа ее в руках, совсем забыла, что хотела показать картинки. В книге оказались разные звери и птицы, одетые людьми; под каждым рисунком была подпись в стихах, часто очень смешная. Груня читала мне их, а я смеялась, глядя на картинки. – А сама ты не умеешь еще читать? – спросила она. – Нет, – отвечала я, очень покраснев. – Мне нет пяти лет: мама говорит – рано! – Разумеется! Ты еще совсем маленькая… Я думала, что ты старше. – А тебе сколько лет, Груня? – О! Я старуха. Мне двенадцать лет. Больше чем вдвое против тебя. Я очень полюбила Груню Зайцеву и начала просить ее непременно придти ко мне поскорее в гости. – Поскорее нельзя! – улыбаясь отвечала она. – Нас выпускают только в воскресенье и праздники. Я стала по пальцам считать, сколько еще дней осталось до воскресенья, и мне показалось, что оно так далеко, что никогда не настанет. Зайцева смеялась, утешая меня, что три-четыре дня скоро пройдут. Тут вошла бабушка с Анной Ивановной, и я бросилась просить ее, чтоб Груня пришла ко мне в воскресенье в гости. – Какая Груня? – переспросила бабушка. – А! Зайцева?.. Вот как, вы подружились. Ты вот кого проси! |