Книга Кошмарных снов, любимая, страница 2 – Анна Джейн

Ни нежности, ни симпатии, откуда взяться наслаждению?..

Она сходит с ума.

Девушка отстранилась. Глаза ее блестели, темные пряди прилипли к влажным щекам и шее, ноздри трепетали.

Мужчина едва заметно покачал головой. Не удовлетворен.

Он просил целовать до головокружения?.. Как?.. Ведь сам он не отвечал, оставаясь неподвижным. Демонстративно глядя в сторону. Наслаждаясь ее бесполезными попытками. Ее слезами. Ее унижением.

И она знала это.

Страх приливал в голову вместе с кровью, затмевая разум.

Нужно выжить. Любой ценой. Отомстить. Рассказать правду.

С этими мыслями девушка коснулась кончиками ноющих пальцев его щеки, как будто раздумывая, что делать. После встала на негнущихся ногах, затекших и не слушающихся, и, едва не упав, села к нему на колени, ненавидя и мечтая, чтобы он упал замертво… прямо сейчас… прямо здесь… оставив ее в покое…

Он выглядел как псих. И действовал как ублюдок. На если отбросить все это, казалось по ощущениям, что он – обычный мужчина.

Но как все это можно отбросить?!

Вьющиеся в углах тени беззвучно захохотали в ответ на ее бессвязные мысли. Шкатулка замолчала. Воцарилась призрачная тишина.

Девушка медлила несколько секунд, собираясь с силами, а после впилась в его губы почти безумным поцелуем, сама не зная зачем укусив до крови.

Это спустило крючок. Курок освободился, и чувства выстрелили, полетели сквозь тело, разрушая разум.

Перед ее глазами мелькнула вспышка, и, если бы не его руки, она бы упала.

Шкатулка зазвучала вновь сама собой.

* * *

…серо-голубые глаза смотрят на нее с нежностью и любовью.

Его губы несмело касаются ее губ.

Их пальцы переплетены.

«Я люблю тебя», – легкий шепот щекочет ей ухо.

«Я люблю тебя», – так приятно соглашаться со взаимностью и падать в объятия друг друга.

Они лежат на его куртке прямо на земле, и всюду травы. Высокие травы скрывают их. Травы знают их тайну. Травы – всему свидетели.

Он повторяет ее имя. Целует ладонь.

Внутри ласковая акварельная осень, без ветров и с тоннами золотистого солнечного света. И снаружи – она же.

Прохладно. Небо низкое, синее, полное сил.

Пахнет яблоками, полынью и упоительно-горькими травами.

И перекати-поле прыгает радостно, и внутри все тоже радостно и светло.

Ему не приходилось до нее ни с кем целоваться, и он неопытен, но ей это нравится. Он ничего не умеет толком и, кажется, стесняется, но его тянет к ней так же сильно, как и ее к нему.

Она держит его лицо в ладонях, и смеется звонко, и…

* * *

…и тогда он словно сошел с ума. Схватил ее за плечи, больно впившись пальцами в нежную кожу, жадно отвечая на поцелуй – так, словно это был последний поцелуй в его жизни. Неистовый, болезненный, сокрушающий.

Сумасшедший, как и он сам.

Поцелуй цеплял. Ненавистью, отчаянием, разрушительной силой.

Каждая мышца оказалась напряжена. Каждый нерв – оголен.

Внутри искрило.

И это было похоже на борьбу.

Девушка не помнила, как потеряла контроль. Не понимала, как стала получать от всего происходящего удовольствие – ломкое, хрупкое, как стекло, и такое же острое, опасное.

Ненормальное.

Она цеплялась за напряженные плечи мужчины, вскидывала вверх подбородок, разрешая оставлять на натянутой шее отметины, хваталась за волосы, шептала что-то совсем бессвязное.

Тонула.

Летела.

Ее пронзало насквозь – через легкие и сердце, вниз, сквозь живот.

– Кэнди-Кэнди-Кэнди, – хрипло говорил он в перерывах между поцелуями, опаляя ее кожу дыханием. – Что ты делаешь со мной, Кэнди. Слишком головокружительно…

А она, испытывая почти физическую боль от того, что ее похититель отстранялся, ловила его губы и вновь, и вновь целовала.

Целовала так, будто любила. Но точно знала, что ненавидела его.

Он отстранился первым и заботливо усадил девушку на свой стул. А она беззвучно заплакала – от неожиданного разочарования, попыталась вновь забраться к нему на колени, но он грубо отпихнул ее от себя и вновь откинулся назад, тяжело дыша и глядя на нее исподлобья.

Между ними повисла тишина. Тени затаились. Заулыбались.

Несколько десятков секунд ломки, и девушка пришла в себя, поняв, где она и что с ней. По телу, теперь уже не скованному веревками, прошлась новая волна страха. Что на нее нашло?! Стокгольмский синдром?

Тонкие пальцы коснулись горящих губ.

Нет, она не могла. Нет.

Мужчина смотрел на нее с умилением, будто читал мысли. Только лиловые глаза стали еще страшнее. В них не было бликов. В них не было ничего, кроме этого всепоглощающего сумасшествия.

– Отпусти, – попросила девушка едва слышно. Надежда уходила предпоследней – после нее уйдет ее тело.

– Отпущу, – легко согласился ее похититель. В его словах не было ни намека на правду. – Я обещал.

Она заломила руки. Пусть это закончится. Пожалуйста. Пусть, пусть, пусть…

– Иди, – широко махнул он рукой. И улыбнулся весело. Ямочки на его хищном лице казались совершенно лишними. – Иди же. Иди. Дверь там, – указал он пальцем с темным ногтем куда-то вправо.

Только тогда девушка поняла – что бы она ни сделала, как бы свободно ни было ее тело сейчас, он все равно убьет ее. Только сначала поиграет. И эта игра уже началась.

Веревки ничего не значат. Ей не спастись.

Он будет всюду. Он будет за ее спиной. Он будет в ее сердце.

– Ты тоже… – с трудом выговорила она, вспомнив всех тех, кто исчез. – Убьешь… меня тоже?

Он улыбнулся, встал, наклонился к ней, положив руку на спинку стула за ее спиной, и аккуратно лизнул щеку, оставляя на ней влажный след.

– Ну что ты, Кэнди. Что ты. – Лиловые глаза долго всматривались в ее испуганное лицо с потеками крови. – Что ты. Иди же.

Ее затрясло. Она замотала головой, залепетала что-то жалкое, просящее.

Мужчина резко схватил ее за предплечья и рывком поставил на ноги. Как куклу.

Она и была его куклой.

– Иди, – повторил он все тем же своим противным голосом. – Убегай. Ищи счастье, Кэнди! Со мной ты его не найдешь.

Черноволосый мужчина отошел в сторону, сложив руки за спину, и стал с интересом наблюдать, как она делает несмелые шаги, шатаясь и хватаясь руками за голую холодную стену.

Это было как во сне – ноги стали ватными, движения – затрудненными, и девушка с трудом передвигалась.