Книга Лето лихой троицы, страница 32 – Владимир Аверин

— Да вроде нет.

— А говоришь, как зануда. Курить, видите ли, вредно, рыбу ловить нельзя, браконьерскую осетрину есть грешно. У вас в Москве все такие правильные?

— Разные… — пожал плечами Вадик. — Как везде…

Он хотел спросить, знает ли Оксана фамилию директора хладокомбината, на котором работает, но в этот момент в конце улицы послышался рокот моторов, треск мотоциклов, которые нестройной колонной приближались по проселочной дороге к клубу. Во главе колонны двигался единственный белый мотоцикл, который, поравнявшись со зданием клуба, резко повернул к крыльцу и остановился. Сразу за своим предводителем вся колонна без замедления тоже повернула к клубу и остановилась. Мотоциклисты быстро и ловко поставили свои машины у обочины. Те, которые были в шлемах, сняли их и пристегнули к поясу. Вадик почти сразу разглядел Олжуса, который, останавливаясь, чуть не врезался в кирпичную стену клуба — из-за невысокого роста калмык плохо справлялся с тяжелым мотоциклом.

— Олжус! Ну наконец-то! Я не предполагал, что ты деревенский байкер! — воскликнул Вадик.

Он искренне обрадовался этой встрече, несмотря на то, что видел Олжуса второй раз в жизни. Вадика радовало, что теперь он мог без промедления забрать свою фотопленку и успеть в лагерь до отбоя. Он вскочил со скамейки и направился к юному браконьеру, чтобы побыстрее обменять кассеты с пленками. Но путь ему преградил вожак на белом мотоцикле. Отталкиваясь от земли широко расставленными над мотоциклом ногами, байкер чуть не врезался в Вадика, остановив двухколесную машину в нескольких сантиметрах от его ног.

— Что ты вскочил, как волдырь? Ты кого назвал деревенскими байкерами? — спросил мотоциклист, глядя на Ситникова тяжелым взглядом. — Меня? — Он ткнул себя пальцем в грудь, а потом показал на своих приятелей. — И моих пацанов?

— А что в этом плохого? — произнес Вадик, догадавшись, что вожака байкеров оскорбило слово "деревенские". Ситников не видел разницы между поселком и деревней — и там, и там стояли малоэтажные дома, окруженные огородами, садами и заборами. Ни в поселке, ни в деревне не было центрального отопления и канализации. Вадик и не подозревал, что для местных подростков слово "деревенские" оскорбительно. Может быть, из-за того, что они воевали с соседними деревнями?..

— Ты чего, давно в бубен не получал, а? Ты кто такой? Откуда взялся? Из какой деревни сюда приперся? — говорил вожак и толкал свой мотоцикл вперед, стараясь наехать на Вадика. — Что ты забыл в нашем поселке, а?

— Ничего… Просто зашел в клуб водички попить, — отступая, произнес Ситников, чувствуя, что пахнет дракой. — И мороженого поесть…

— Ну, иди и ешь! Что ты с нашими девчонками сидишь?! — с вызовом произнес мотоциклист. — Иди, жри и пей, бацилла! Чем больше ты сожрешь, тем меньше достанется тараканам!

— Я уже попил и поел. Спасибо, — извиняющимся тоном сказал Вадик и тут же возненавидел себя за это. "Классно было бы прямым длинным ударом свалить этого козла с мотоцикла и дворами убежать к автобусной остановке, — подумал Вадик, стараясь не терять спокойствия. — Но тогда, блин, кассета останется у Олжуса. Нет, это не дело".

Вожак снова сделал несколько неуклюжих шагов, и переднее колесо мотоцикла коснулось колена Вадика.

— Когда пьешь, нужно знать меру. Дергай отсюда! — прикрикнул байкер и, посмотрев на Оксану, пригрозил ей: — Я не понял, Ксюха. С какого перепугу ты с залетными уродами шашни заводишь, а? Своих пацанов мало? Смотри у меня!

Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не вмешался Олжус. Соскочив с мотоцикла и поставив его на подножку, он уверенно направился к Вадику, сказав вожаку байкеров:

— Не трогай его, Антон. Он ко мне приехал.

— Чего ж ты сразу не сказал, братан? Твой друг — мой друг, — изменившись в лице, произнес Антон. Он проводил снисходительным взглядом Олжуса и Вадика, которые скрылись за углом клуба, потом плюнул в их сторону, обернулся и кинул клич своей стае: — Айда разгружаться! Всех чужих гасить без разбору!

Вадик и Олжус остановились возле глухой стены клуба, недалеко от дощатого туалета, светлая тропинка к которому была усыпана окурками, бутылками, обрывками газет.

— Давай пленку, — сказал Олжус, протянув руку.

— Сначала ты, — покачал головой Ситников. — Сейчас мы на твоей территории. Ты возьмешь и убежишь под прикрытие своих друганов. И что мне потом делать?

Олжус достал из кармана джинсовой безрукавки пластиковую кассету и передал ее Вадику. Ситников проверил, на месте ли пленка, и только после этого передал Олжусу фотопленку, на которой калмык был запечатлен вынимающим рыбу из сети на фоне щита "Запретная зона".

— А как я узнаю, что это именно тот негатив? — спросил юный браконьер.

— Отнеси в фотолабораторию или сам прояви, если умеешь, — сказал Вадик, убирая контейнер в карман джинсов.

— Нет, так не пойдет, — категорично заявил Олжус. — Может, ты подменил пленку, откуда мне знать. Докажи.

— Даю честное слово, — искренне поклялся Вадик и, прочитав по глазам, что Олжусу этого мало, добавил: — Чтоб я сдох!

— Это не доказательство.

— Извини, другого нету, — развел руками Ситников. — Придется поверить на слово. Ты ведь тоже не можешь доказать, что не поменял мою пленку на другую. Однако я тебе верю.

— Ладно. Шут с тобой, — проворчал Олжус. Он подцепил ногтем торчавший из кассеты язычок фотопленки и засветил ее, одним широким жестом вытянув всю до конца. Затем он бросил засвеченную пленку на землю — она с шелестом мгновенно свернулась в рулон — и несколько раз придавил ее подошвой, словно растаптывая какое-то диковинное ядовитое пресмыкающееся. Расквитавшись с куском целлулоида, друг степей отправился было на дискотеку, но Вадик задержал его:

— Постой. У меня есть один вопрос. К тебе сегот дня никто не приезжал из города?

— Кого ты имеешь в виду? — хитро посмотрел на Вадика Олжус. — Журналиста на красном "Мерсе"?

Вадик похолодел. "Все пропало, — подумал он. — Калмык продал пленку Шипучину, а мне дал пустышку".

— Да, был такой, — как ни в чем не бывало произнес Олжус. — Интересовался твоей пленкой. Деньги предлагал.

— А ты что?

— А что я? Моя хата с краю. Сказал, что это какая— то ошибка, мол, я никакой пленки в глаза не видел и никаких друзей из Москвы у меня нет.

— Врешь небось…

— А если и вру, что ты мне сделаешь? — с вызовом спросил Олжус. У него взыграло самолюбие, и он решил отомстить за позор, который испытал, когда Вадик с Пузырем ловили его, связывали и таскали, как бревно, с берега на пригорок. Насладившись потерянным видом москвича, который тревожно глядел в лицо Олжуса и не знал, верить ему или нет, калмык усмехнулся и сказал: — Не падай в обморок. Я тебе правду сказал. Пленку я ему не отдал. Любого в поселке спроси, каждый скажет: Олжус слово держит. Если Олжус что-то обещал — сделает. Меня за это уважают.