Книга Императрица семи холмов, страница 111 – Кейт Куинн

– Центурионам не положены никакие шкуры, – не раз строго выговаривал он мне. – Немедленно сними.

– Слушаюсь, – отвечал я и даже не думал выполнять его требование. Эту шкуру я получил из рук самого Траяна. И вот теперь та же самая рука похлопала меня по плечу, поздравляя с повышением. Центурион копейщиков оставил меня в покое. Впрочем, он уже успел проникнуться по мне неприязнью, хотя лично я не питал к нему никакой ненависти. Более того, с нетерпением ждал тех приятных моментов, когда он, сам того не ведая, поможет мне получить его должность. Он был центурионом первой колонны, поскольку возглавлял первую центурию первой когорты, и потому считался первым из центурионов нашего легиона. Я же был уверен, что могу делать это куда лучше этого солдафона.

Антиохия была в буквальном смысле наводнена римлянами. В свое время мне перед дакийским походом казалось, что Мог запружен людьми. Но в дакийском походе было задействовано лишь три с половиной легиона, здесь же их было семь, плюс несколько когорт из западных легионов, как например, наших, из Десятого. К концу года снять в Антиохии комнату было практически невозможно, и я был рад, что предусмотрительно отправил Миру вперед себя, чтобы она могла найти для нас подходящее жилье. Как только я по прибытии оторвался от ее губ, Мира закрыла мне ладонями глаза и провела в небольшое, но уютное жилище, в котором нам предстояло обитать остаток зимы. Моя центурия на зиму расположилась в казармах. В ожидании весны, когда откроются перевалы, солдаты убивали время тем, что пили, точили мечи, рассказывали свои байки. Я же поселился под одной крышей с Мирой.

– Викс, – донесся до меня из кухни ее голос. – Иди ко мне. Вынь из моего таза свой шлем.

– А что он там делает? – ответил я, входя в небольшую кухню. Мира была занята тем, что вынимала из духовки баранью ногу и что-то бормотала над ней.

– Почему мой шлем полон воды?

– От него плохо пахло, и я его помыла, – пояснила Мира. Ее живот уже заметно округлился под фартуком. – Я не желаю даже думать о том, сколько раз ты варил в нем похлебку. Кстати, какая она на вкус?

– Ты вряд ли бы оценила, – ответил я, выливая из шлема воду, после чего принялся вытирать его насухо подолом туники. – Его нужно начистить до блеска.

С этими словами я посмотрел на Антиноя, который, сидя в углу, играл со своей деревянной лошадкой.

– Что ты скажешь на это, приятель? Думаю, у тебя это получится даже лучше, чем у моих солдат.

Не говоря ни слова, Антиной отправился за тряпицей и, когда проходил мимо Миры, та потрепала его кудрявую голову.

– Чтобы к вечеру все было готово. Чистка доспехов считается работой, Антиной. А в шаббат, как тебе известно, мы не работаем.

– Вообще-то в шаббат полагается с аппетитом кушать, – заметил я, глядя через ее плечо на баранью ногу, слегка подгоревшую в отдельных местах. – Вот только вид не слишком аппетитный. Похоже, ты так и не научилась управляться с этой антиохийской духовкой.

– Зато как она управляется со мной!

– Может, нам стоит выписать сюда твою мать?

В ответ Мира огрела меня ложкой. В свете пламени духовки ее волосы казались огненно-рыжими.

– Марш отсюда!

– Слушаюсь! – ответил я и поцеловал свою женушку в губы.

Я вышел из кухни, а за моей спиной раздавалось ее пение. Скорее не пение даже, а веселая декламация, сопровождавшаяся звяканьем кастрюль и сковородок, а время от времени и крепким ругательством. Мира всегда затыкала уши, стоило мне выругаться в ее присутствии, однако вскоре и сама, уронив на пол горшок, негромко сыпала себе под нос сочные солдатские словечки. Антиной потихоньку брал с нее пример.

– Ну почему мне нельзя говорить «вонючий недоносок»? Мира ведь вчера так и сказала пекарю, когда он попытался обмануть нас.

– По мне, так говори, но при одном условии. Если уж взялся ругаться, то ругайся как мужчина. Но только не в присутствии моей жены.

– Я все слышала, – сказала Мира, даже не оборачиваясь.

Когда я, по прибытии в Антиохию, появился на пороге дома, ведя за руку семилетнего Антиноя, она сначала вопросительно посмотрела на меня, затем на него и сердито спросила:

– И кто эта хорошенькая девочка?

В ответ на что Антиной сделал злое лицо, пятерней взлохматил свои золотистые кудри и заявил:

– Я мальчик.

– Наверно, мне следовало рассказать тебе о нем раньше, – покаянно произнес я, набравшись смелости, и под конец моего повествования Мира уже почти на меня не сердилась. А если и сердилась, то совсем чуть-чуть – ровно настолько, чтобы слегка подправить мне лицо первой попавшейся под руку сковородкой, не успей я вовремя найти убежище за спинкой стула. Похоже, нам, мужчинам, следует сначала спрашивать у наших жен, не согласятся ли они воспитывать чужого ребенка. Более того, делать это желательно до того момента, как вышеназванный ребенок переступил порог вашего дома. Но Антиной буквально с первых же минут ходил за Мирой хвостом, готовый угодить ей во всем. Стоило же ей похвалить его, как он светился такой счастливой улыбкой, что вскоре она оттаяла.

– Он будет хорошим братом Иммануилу, – сказала она как-то раз, потирая живот. – Интересно, они будут похожи?

– И когда ты только поверишь, что он не мой сын? Я ведь тебе уже говорил, мать Антиноя родила его еще до того, как я познакомился с ней. Его отец был мелким писарем из Вифинии и умер еще до того, как я получил назначение в Мог.

– Это ты так говоришь, но какой мужчина взялся бы воспитывать чужого ребенка? Кроме того, он похож на тебя.

С этими словами Мира посмотрела на Антиноя. Тот слегка вразвалочку – не иначе как в подражание мне – расхаживал по своему новому дому.

– И с чего ты взяла, будто он на меня похож? – огрызнулся я. – Для этого он чересчур хорошенький. Просто он вылитая мать.

– То есть его мать была хорошенькая? – спросила Мира тоном, который не предвещал ничего хорошего. – Красивее даже меня?

– Пойду, проверю, как там мои солдаты, – уклонился я от ответа и поспешил выйти вон. Пусть я был женат всего несколько месяцев, но и этого довольно, чтобы понять: мои шансы победить в этом споре нулевые.

Однако вскоре наши отношения наладились снова. И теперь Антиной, напевая в углу, тряпицей надраивал мне шлем, Мира пела что-то свое в кухне, я же поискал иглу, чтобы починить порванную подкладку.

– Где нитки? – крикнул я.

– Швейные принадлежности в корзинке рядом со стулом, – не оборачиваясь, крикнула в ответ Мира. – Или ты забыл?

– Я еще не успел привыкнуть.

Теперь мои сандалии поселились под кроватью, рядом с точильным камнем. Ветошь для чистки шлема и доспехов приютилась рядом с ворохом шитья, а мои грязные туники отправлялись в корзину рядом с кроватью, вместо того, чтобы валяться на полу.

– Теперь я ничего не могу найти, – жаловался я первую неделю после прибытия в Антиохию.