Книга Тайна графа Эдельмута, страница 60 – Анжелина Мелкумова

— О нет, ваше сиятельство, так не будет! — По лицу Марион градом потекли слезы. — Он… этот Понс… он велел убирать декорации!..

— Что?

— Велел снова запрягать лошадей! Потому что… — Марион громко высморкалась. — Потому что… Он услыхал, что граф Шлавино в городе… и ищет тех актеров… ну, тех самых… то есть нас. Которые поставили пьесу про него… Мы уезжаем!

В груди у детей похолодело. Они переглянулись.

В это время в фургон вошел сам Понс.

* * *

Удивительно, что лицо у старого актера не было перекошено от испуга. Мало того, он еще и насвистывал веселую песенку.

— Знаете, чему я радуюсь? — спросил он, солнечно улыбаясь. — Тому, что нас еще не повесили. Граф Шлавино в городе! Подумать только! Откуда я мог знать? Я был уверен, он сидит безвылазно в своем замке Наводе, в каком-то там подземелье, и балуется, как болтают, черной магией. А он здесь!

Понс принялся деловито передвигать сундуки.

— Все бывает в жизни. Чего я только ни повидал на свете. Главное, — подмигнул он детям, — вовремя удрать. Мы ничего не теряем, — объяснил он, узрев удрученные лица. — Почти ничего. Разумеется, лучше всего заплатят за эту пьесу жители славного, но несвободного города Альтбурга. Однако, увы, это связано с опасностью. Надо смотреть правде в глаза. Конечно, я не смерд графа Шлавино, но тем не менее он меня повесит. Повесит-повесит! — заверил он, взглянув на молчащих детей. И снова подмигнул. — Если успеет. Мы сей же час уезжаем.

— Но, господин Понс!.. — простонал Пауль.

— Вернее, сию же минуту. Пока вы там бродили, мы с Хенриком уже запрягли лошадей. Марион, что ты не переодеваешься обратно в свое платье? Не носи просто так дорогой костюм — я купил его за десять гульденов в монастыре Святых Пигалиц.

— Милый, милый господин Понс!.. — взмолилась Марион.

— И сразу скажу, куда мы направляемся. — Руки Понса ловко сматывали конскую упряжь. — Мы направляемся прямиком в графство Грюнталь. Это такое графство — слава Богу, далеко от этого несчастного Альтбурга. Если дорогу не развезет, через недельку прибудем. Ух и развернемся там! Денежки так и посыплются в жестянку, вот увидите. Я уже все продумал. Прежде всего, сменим имена — и свои, и сценические. Для пущей безопасности. Ну, к примеру, матушка Молотильник буцет называться матушкой Холодильник. А? Хорошее имя, сам придумал. Эвелина будет Эмелиной, граф Шлавино — бароном Соловьино… А главное — показывать пьесу в свободных городах. Там народ вольный, сам себе хозяин, на шуточки про графов смеется до икоты… Да что с вами? — осведомился Понс, вглядевшись в лица детей.

— Спасибо, господин Понс. — Эвелина выступила вперед. — Вы хороший, добрый. Но тот Безголовый, которого собираются казнить, он… мой друг.

Глаза ее были сухи, хоть и распухли от слез. А голос своим спокойствием и твердостью походил на холодный металл — тот, что называется «сталь», из которого делают клинки для мечей. Впервые Понс подумал, что ведь девочка действительно похожа на дочь графа; как он не заметил этого раньше?

— Я не поеду никуда, — объяснила Эвелина.

— Я тоже, — подал голос Пауль.

— И я, — пропищала Марион из-под монашеского платка.

Понс недоуменно воззрился на детей.

— Что же вы собираетесь тут делать? С ним уже все решено. Не спасать же его?

— Боюсь огорчить вас, господин Понс, — вздохнул Пауль, теребя свою котомку, — но, похоже, мы собираемся его спасать.

Некоторое время Понс стоял, почесывая лысину.

— Горькая весть затмила ваш разум, — вспомнил он реплику из любимой трагедии.

Занятые своими мыслями, дети молча собирали котомки.

— Безумие овладело вами, — пояснил Понс более популярно. — Дался вам этот Безголовый! Поверьте мне, его никак не спасешь. Он заключен в этой, как ее, башне Дик-Ванда. У нее, говорят, невероятно толстые стены. А вас сцапают. Всех троих. Поймите! И повесят…

— И не говорите, господин Понс. — Пауль скромно сдернул с сундука свой костюм монашки, в котором собирался играть на сцене.

Понс промолчал.

Промолчал он и тогда, когда Пауль все так же стыдливо перекинул через плечо изумрудное сценическое платье и рыжий парик «графини Эвелины»; поискав глазами, сунул за пазуху коробочку с красками; и мало того, что коробочку — еще и, застенчиво пряча глаза, сунул туда же монашескую рясу фрау-Понс — матушки-Молотильник.

Толстяк только вздохнул.

— Вот балбесы. Ну, прощайте. Храни вас Господь.

…Жизнь на площади все так же кипела: сновали торговцы, громыхали возы; покупая молоко и овощи, громко торговались горожане с крестьянами. Покачиваясь и колыхая ярко-алым занавесом, крытая повозка бродячих актеров медленно выехала на соседнюю улицу. Выехала, повернулась, скрипя, — и скрылась за поворотом.

А оставшимся на площади детям даже в голову не пришло пожалеть об одном обстоятельстве. О том, что вместе с повозкой от них навсегда уезжает граф в клетке, его сиятельство орел Эдельмут…

* * *

Итак, спасать. Но как?

Прежде всего нужно было найти Башню Дик-Ванда. Сделать это было нетрудно.

Ибо не они одни жаждали взглянуть на башню, за толстыми стенами которой сидел Монстр Без Головы. На вопрос «Где?», люди понимающе кивали головой, указывали куда-то в гущу улочек, а потом сплевывали и произносили проклятье в адрес Безголового Слуги Дьявола.

Узкая ступенчатая улочка спускалась вниз-вниз-вниз… до самой реки. Здесь, у реки, дома стояли почти новые, недавно построенные — город рос. А если пройтись вдоль берега и перейти мост (пришлось заплатить, как всегда)…

Вот тут она и стояла, у самой воды — невысокая круглая Башня Дик-Ванда.

Она была частью городской стены, и по ее зубчатой крыше расхаживал часовой с арбалетом за плечами. Несколько школяров, набрав у реки камней, с азартом кидали их в стену. Мечтая, наверное, докинуть до того окна, за которым сидел Безголовый. Они забавлялись так до тех пор, пока бородатый стражник в кирасе и с длинной алебардой не вышел и всех не разогнал.

Спрятавшись под прибрежными ивами, дети долго разглядывали башню из-за ветвей.

Ох и толстая же она была! Наверху плоская, кое-где щербатая, а внизу сильно поросла мхом. Под самой крышей зияли длинные узкие оконца.

— Лопнуть мне на месте, если он не сидит во-он там, — указал Пауль на окно, в которое целились мальчишки.

— Или вон там, — махнула Марион несколько в сторону.

— А может, с другой стороны?

Из-за обитой железом двери снова выглянул бородатый стражник. Вместо шлема теперь блестела лысина, а в руках вместо алебарды — ножка вареной курицы. Позыркал глазами, позвал кого-то — и спрятался.

— Там, внутри, верно, казармы, — догадался Пауль. — Солдат… дюжины две, не меньше.