Онлайн книга «Тайна графа Эдельмута»
|
— Невероятное совпадение, — воскликнул граф, вставая. — И я туда же! * * * — Мы уезжаем, — коротко объявил граф Эдельмут; встретив Бартоломеуса, выходящего из комнаты больной. — Ваше сиятельство? — не поверил ушам последний. Он всю ночь просидел возле лихорадящей девочки, устал — и теперь не был уверен, что правильно понял. — Мы уезжаем, и поторопись. Вели Паулю седлать коней, собери вещи… Ну, живей! — В… ваше сиятельство… шутит? — О чем ты? Мне совершенно не до шуток. — Но ваша дочь! — растерянно проговорил Бартоломеус. — Вы забыли, что ваша дочь больна?! Граф смерил слугу недовольным взглядом. — Само собой, я не забыл. — В таком случае, ваше сиятельство, наверное, просто забыли, в каком состоянии девочка. Она… Она не то что не сможет сидеть в седле… — Золотой мой, кто сказал тебе, что я возьму девочку с собой? — Что?.. Пару мгновений стояла тишина. — Ты слишком тревожишься об Эвелине. — Улыбнувшись, граф тронул слугу за плечо. — Не тревожься. Из-за ее болезни мы просидели тут уже неделю. И один Бог знает, сколько просидим еще. А ведь нам нужно спешить. Ты сам говорил, что Шлавино хитер и опасен. С девочкой останется ее служанка. Как ее — Марион? Она толковая девица. Граф двинулся по коридору. — Да, вели мальчишке почистить меч — и пусть седлает коней. Мы уезжаем вместе с господами фон Бергом и фон Танненбаумом… Бартоломеус поклонился: — Ваше сиятельство правы, поезжайте. Я распоряжусь насчет коней и соберу вещи… — Он двинулся к лестнице. — Бартоломеус?.. — окликнул граф. — Ты хорошо ли меня понял? Слуга остановился на полпути. — Конечно же, ты отправляешься вместе со мной. — Но… — Это приказ! — Голос графа прозвенел металлом. * * * Горели свечи, отражаясь в зарешеченном окне. Шмыгая носом, Марион терзала иглой прохудившийся чулок. Скрипела дверь в коридоре, жужжала муха, попавшаяся в паутину — прямо над кроватью больной. — Я умираю, Бартоломеус? — Ваше сиятельство умрет вместе со мной, — шепнул Бартоломеус, склонясь к постели девочки. — А я проживу еще сто лет. Это точно. Эвелина слабо улыбнулась. Зашуршал плащ. Бартоломеус нахлобучил наголову шляпу, подобрал с полу вещевой мешок. — Два дня туда, два дня обратно. Неделю там… Когда я вернусь, наша маленькая Эвелина будет сидеть на столе и с аппетитом поедать, — тут он подмигнул, — кашу из репки. — И-и-и-и! — сморщившись, девочки с улыбками переглянулись. Скрипнула дверь. Бартоломеус вышел. В наступившей тишине жужжала муха. Эвелина долго лежала в неподвижности, прислушиваясь. Она ждала, когда же войдет и отец, чтобы так же вот с ней попрощаться. Шмыгала носом, глядя в окно, Марион. Не переставая жужжала муха. Во дворе ржали лошади. Уезжают… Из последних сил она приподнялась на локте. Что сказать, если внезапно откроется дверь и прекрасный рыцарь, ее отец, обратится к ней?.. О, она не знала. Она очень подозревала, что не скажет ничего. На лбу выступил пот. В волнении уставившись на дверь, она прикусила губу. Но вот раздался топот лошадиных копыт во дворе. Топот стихал, удаляясь… Что это значит? — Они уехали. — Марион отошла от окна и снова плюхнулась в угол. От резкой слабости откинувшись в подушках, Эвелина закрыла глаза. На лице выступила испарина. — Марион? Голос был так слаб, что служанка не сразу услыхала. Услыхав же, мгновенно вскочила. — Да, ваше сиятельство? — Выпусти муху из паутины. Скинув башмаки, Марион проворно полезла на спинку кровати. «Я умираю», — подумала Эвелина. Она посмотрела на окно. За зарешеченным окном сидел ворон. И смотрел на девочку большими, совсем человечьими глазами. — Ваше сиятельство, — раздался сдавленный от ужаса шепот Марион, — это не муха! * * * Ток-ток-ток-ток-ток… — стучали копыта лошадей на деревянном мосту. Внизу плескалась речка, из воды торчали сети рыбаков. Выехав на другой берег, всадники огляделись. — Эту дорогу я не знаю, — признался граф Эдельмут, кружа на своем жеребце. — Это новая дорога, я езжу здесь частенько, — сказал Иоханн фон Танненбаум. — Видите, там, за лесочком — шпили башен? Вдали за деревьями и вправду виднелось множество тонких шпилей. — Это небольшой городок… — Всадники двинулись по широкой дороге вдоль реки. — Он выстроен по приказу епископа Хайлигмана… Там же — новый дворец епископа. Он действительно великолепен. Вам нужно посмотреть, граф… — Однако ж! — досадливо потряс головой Эдельмут. — Я десять лет проторчал в темнице — и ничего не знаю. — Там же — дом фон Берга. Ведь правда, фон Берг, ты пригласишь нас к себе? — Господа, почту за честь… Смеркалось, когда кавалькада из семи всадников — трех дворян и их слуг, — обогнув небольшой лесок, выехала на широкий луг. Справа, на берегу реки, виднелась убогая деревенька, а впереди, как на чудесной фреске, высились шпили обнесенного высокой стеной нового города. — Шлосбург! Резиденция епископа Хайлигмана… На лицах путников воцарилось выражение счастливой умиротворенности. — Как хорошо-то! — светло улыбнулся Мартин фон Берг. — После долгого путешествия — долгожданная мягкая перина, вкусная еда, вино… по мягким коврам бесшумно двигаются одетые в атласные ливреи слуги… О-хо-хо!.. — сладко потянулся молодой человек. — Господа, обещаю вам роскошь и все удовольствия… Завтра с утречка — к герцогу фон Бёзе, он гостит во дворце епископа, а послезавтра… послезавтра начинается турнир. Вы участвуете, Эдельмут? Какие у вас цвета? Именно в этот момент и услыхали — сначала Бартоломеус, потом остальные — отдаленные, полные отчаяния крики, раздававшиеся со стороны лесной дороги, по которой путники только что проехали. — Разбойники?.. — переглянулись фон Танненбаум с фон Бергом. И схватились за мечи. — Ах, нет. Посмотрите — всего лишь девчонка… — Но как она неприлично вопит! — поморщился граф Эдельмут. — Возможно, кто-то ее обидел. Бартоломеус, выясни… Но Бартоломеус уже рванулся на своей кобыле в сторону леса. — Ваше сиятельство! — обернувшись на скаку, кратко бросил он. — Марион! …Марион было трудно узнать. За день, что прошел со времени отъезда из трактира «У золотой мельницы», девочка почти неузнаваемо изменилась: чистенькое платье сильно перепачкалось и в нескольких местах порвалось, чулки сбились, башмаки промокли, волосы разлохматились и спутались, а лицо — с большим синяком под глазом — все распухло от слез. |