Книга Реверс жизни, или Исповедь миллиардера, страница 37 – Александр Кучаев

Но одного этого недостаточно – мало ли у нас чисто сельских районов без сколько-нибудь заметных целебных последствий!

Само собой разумеется, благотворно влияла и близость леса с преобладанием деревьев хвойных пород, и река с постоянно исходившей от неё влажной свежестью.

Надо полагать, определённое воздействие оказывали и местные почвы с их особым неповторимым составом микрои макроэлементов, источавшие положительную энергетику. Не исключено, что сказывалось даже преимущественное направление ветров.

По отдельности эти факторы, вероятно, ничего бы не решали, а вот совокупность их давала оздоровительный эффект невиданной силы.

С Петром Сергеевичем Блиновым – последним председателем бывшего местного колхоза «Светлый путь» я познакомился вечером того же дня по приезде в Тимофеевку.

После ужина Рауя стала помогать тёте на кухне, а я вышел за калитку и ближним проулком направился к реке с желанием посмотреть на Ольму и вообще на окрестности, подышать свежим воздухом перед сном и, возможно, даже искупаться.

Вечер был тёплым, на берегу ни души, и, посмотрев по сторонам, я разоблачился и полез в воду. Проплыв метров сто пятьдесят, повернул обратно и увидел какого-то человека на берегу. Человек этот тоже сбросил с себя одежду и с разбегу нырнул в воду. Вынырнув, он неторопливо двинулся во встречном ко мне направлении и, поравнявшись, поздоровался. Я тоже поприветствовал его.

На берег мы выбрались одновременно. Это был мужчина на вид лет около шестидесяти, довольно высокого роста, круглолицый, румяный, с неисчезающей улыбкой в серых внимательных глазах. Под кожей у него играла рельефная мускулатура, невольно вызывавшая уважение.

Его одежда лежала рядом с моей. Мы стали одеваться.

– Никак у Сони Ахметшиной гости, – не столько вопросительно, сколько утвердительно сказал он, изучающе поглядывая на меня.

– Да, гости, – просто, без каких-либо столичных выкрутасов ответил я. – Вот, приехали ненадолго.

Человек представился, назвав своё полное имя и фамилию, и, запнувшись на секунду, добавил, что он бывший председатель тимофеевского колхоза, ныне – пенсионер. Я тоже назвал себя и сказал, что занимаюсь кое-каким предпринимательством.

– Я тут недалеко от Сони живу, через три дома от неё, – сказал бывший пред, кивая в сторону села. – Смотрю давеча, машина незнакомая подъехала. А вы, значит, любитель поплавать?

– В общем, да.

– Я тоже с водой на «ты». Вы сейчас домой, к Сонечке? Давайте я вас сопровожу, если не возражаете. Нам как раз по пути.

В душе я подивился такому его расположению к совершенно незнакомому человеку, но виду не подал.

Мы пошли рядом, благо ширина проулка позволяла. Весь обратный путь новый знакомец рассказывал историю распада местного сельского уклада жизни, которую частично я и привёл выше.

К дому Сонии мы подошли уже в сгущающихся сумерках. Мой собеседник, видимо с намерением скрасить моё пребывание в Тимофеевке, предложил рано утром, на зорьке, пойти на рыбалку.

– Знаете, у меня даже удочки нет, – сказал я, собираясь отказаться.

– Найдём и для вас удочку, – сказал Пётр Сергеевич с безмятежной доброжелательной улыбкой. – Нас уже и место ждёт прикормленное.

В итоге я согласился. Опять же в сумерках, только утренних, мы вновь отправились на реку. Кроме удочек мой рыбак взял с собой садок для рыбы и оцинкованное ведро с какими-то припасами.

И вот в тёплую пасмурную погоду с небольшой тихой моросью и началась наша рыбалка. По моему представлению, весьма удачная.

Утро ещё не вошло в полную силу, как уже было поймано несколько сазанов. Общим весом килограммов десять. Большинство из них вытащил Пётр Сергеевич.

– Давай так, – сказал он (к тому времени мы уже перешли на «ты»). – Из двух варим уху, остальных отнесёшь Сонечке.

На мои возражения против столь несправедливой делёжки старший рыбак ответил единственной фразой:

– Ты здесь гость, а завтра, если надо, я себе ещё наловлю.

Пока рыбачили, тучи разошлись, морось прекратилась, и сквозь лёгкую перистость ещё сохранившихся облачков стало проглядывать солнышко. Сделалось ещё теплее; погода была – сердце млело от радости.

Мы развели костёр и принялись готовить уху.

– А что, Сергеич, и часто ты рыбку-то так промышляешь? – спросил я между делом.

– Когда как. Бывает, что и каждый день. По мере надобности. Рыба же, считай, у меня со стола не сходит.

– И солишь?

– И солю, и сушу, и балыки готовлю.

– Должно быть, хорошее приложение к семейному бюджету.

– Ощутимое.

– И торгуешь уловом?

– Нет, не торгую. Не злоупотребляю рыбалкой. Всё в пределах установленных норм. Сам посуди: если я, председатель колхоза, пусть и бывший, человек, столько лет поднимавший местный край, не буду соблюдать законы, то кто же тогда их будет соблюдать?! Нет, в основном рыба – для себя. Иногда только понемногу соседям или ещё кому подношу.

– А рыбнадзор?

– Я же говорю – не злоупотребляю. Пять кэгэ, не больше – сколько положено по норме. Вот как сейчас – по пять килограммов на брата. Ну если уж какая крупная попадётся – тогда да. Но опять всё в пределах того же закона.

Уха получилась наваристая, с густым аппетитным запахом. Пётр Сергеевич достал из ведра четвертинку самогонки светло-коричневого коньячного цвета, стограммовые стаканчики и налил мне и себе:

– За знакомство!

Мы выпили; прочувствовав горячую волну, разлившуюся по телу, я похвалил алкогольный напиток, который был крепостью градусов пятьдесят и действительно приятный на вкус.

– Сам гоню, – сказал мой новый товарищ. – И настаиваю на дубовой коре.

– И этим тоже не злоупотребляем? – кивнув на чекушку, спросил я с оттенком шутливости.

– Ни в коем случае! – категорично ответил Пётр Сергеевич. – А для чего травить себя?

Уже когда с ухой было покончено, он обратился ко мне:

– Вот скажи, сколько, на твой взгляд, мне лет?

– Ну где-то под шестьдесят. Лет пятьдесят восемь.

– Во-от! – с удовлетворительной ноткой протянул мой сотоварищ. – На самом деле мне уже семьдесят.

– Молодо выглядишь, даже очень, – сказал я, намеренно демонстрируя удивление. – И фигура дай бог каждому – спортивная, близкая к атлетической.

– Это потому, что много занимаюсь собой. Чтобы чувствовать себя здоровым. И физически сильным.

И Пётр Сергеевич рассказал, что в былые годы бессчётно курил и нередко прикладывался к стаканчику. А когда колхоз окончательно начал разваливаться, запил горькую.

– Очень уж обидно было за наше тогдашнее сельское хозяйство, – рассказывал бывший председатель. – Нас же специально, искусственно ельцинская власть уничтожала – очень уж она спешила поскорей избавить страну от всего советского. Уничтожала тем же перекосом цен, при котором свою продукцию мы вынуждены были продавать за назначенные сверху гроши, а технику или солярку покупать – за бешеные деньги. Короче, одни убытки пошли, людям платить стало нечем, горючего, чтобы трактора завести, – и того ни капли. Ну и посыпалось всё.