Книга Имортист, страница 74 – Юрий Никитин

– Успешно, – ответил он с готовностью. – Как только вышло разрешение применять оружие первыми, сразу прекратился отток из милиции! Более того, многие начали возвращаться.

– Точно?

– Даже из коммерческих структур, – добавил он с гордостью.

– Великолепно.

– Даже прибавки к жалованью не требуют… пока еще.

– Потребуют, – утешил я. – А нам надо быть к этому готовыми.

– Представляю, как сейчас крутится Леонтьев!

– Да, – согласился я, – ему не сладко. Но он поет на работе, иной раз ночует в кабинете. Ему самому нравится, когда работы много, когда масштабы, масштабы… И вот еще, Ростислав Иртеньевич. Все тысячелетия человечество ополовинивали войны. Сейчас войн, больших войн, нет. Но необходимость в периодической чистке есть, даже усилилась. Так что необходимы не локальные конфликты, в которых инстинктивно ищется выход, когда от голода и холода вымирают самые слабые и человеческий род малость очищается, а настоящие чистки общества: от наркоманов, преступников, извращенцев. Мы все говорим об этом, говорим, но… Начинайте!.. Разработайте план, я жду на подпись. Недели хватит?.. Да зачем неделя, двух дней с головой…

По его лицу я видел, что на любые планы отпускаются месяцы, но он дисциплинированно смолчал, кивнул. Потом решил, что кивка недостаточно, перед ним президент, а не постовой с улицы, сказал учтиво:

– Как скажете, господин президент.

– Да так и скажу. Еще посмотрите, что можно сделать с расплодившимися психлечебницами. Ну, вы сами понимаете, о чем я… а высвободившиеся деньги лучше бросить на поддержку многодетным семьям… если это не семьи алкоголиков или наркоманов. И не дебилов, эти вообще плодятся, как крысы, а демократы уже требуют им отдать половину бюджета! Кроме того, подумайте и разработайте программу резкого сокращения числа тюрем и лагерей. Тоже, надеюсь, понимаете, что я имею в виду. Не будем ждать, когда смертная казнь по многим группам преступлений резко сократит количество робин гудов.

Он широко улыбнулся:

– Господин президент, уже сократила!.. Совершенно нет новых поступлений. Так поступают только мужички, по пьяни избившие жен… Да и те теперь совсем редко. Притихли.

– Еще есть вопросы?

– Да, господин президент. А что насчет настоящих преступников?

– Понимаю, – сказал я. – Понимаю и ваш вопрос, и то, что у вас под вопросом. Помните, как поступил Сулла?.. Он спас республику. Единственный, кого вычеркнул из расстрельных списков по просьбам родителей, был юный Юлий Цезарь. Тот самый, который потом и погубил ее.

Ростоцкий кивнул:

– Намек понял. Если кто-то из моих работников вычеркнет хоть одного, я его самого туда внесу. В смысле, такого работника.

Я пристально посмотрел в его бесстрастное лицо:

– Только так и надо.

– Уверяю вас, это всерьез. Наши ряды должны быть чистыми.

Я нажал кнопку вызова, на экране появилось внимательное лицо Александры.

– Привет, – сказал я. – Мазарин далеко?

– Нет, – ответила она незамедлительно, – в двух часах езды. Если воспользуется вертолетом – будет через сорок минут.

– Спасибо, – сказал я. – Отбой.

Экран погас, Ростоцкий внимательно просканировал мое лицо из-под прищуренных век.

– Затруднение?

– Не очень. Но есть дело….

– У меня с ним через два часа встреча, – сказал Ростоцкий. – Планируем совместную акцию силами обоих ведомств.

– Да? Отлично. Тогда подбросите ему от меня еще одну задачку. Впрочем, можете и сами подключиться к ее решению. Для начала мне нужен список лиц, что подали в Гаагский суд.

Ростоцкий переспросил:

– Кого именно?

Я едва не поморщился, но делать этого не стоит, Ростоцкий – прекрасный исполнитель, но во многие изменившиеся приоритеты так и не врубается, за что винить уж никак нельзя, не имортист, ясно, но если будем ориентироваться и опираться на одних имортистов, останемся с голым скелетом: без мяса, кожи и, главное, без жил. А Ростоцкий – жила, причем становая.

– Личности не важны, – сказал я терпеливо. – Понимаете? Всех, без исключения. Объясняю. Первый круг обороны – семья. Ячейка общества, да?.. Да не смеет жена на людях критиковать мужа, это может сделать, вернувшись домой. Или по дороге домой. А в гостях или на приеме должна делать вид, что у них все хорошо. Если даже муж что-то соврет, она не должна тут же при всех посторонних его высмеивать, опровергать, спорить. Повторяю, это можно сделать, когда вернутся из гостей. Второй круг обороны – общество, наша страна. Сами можем как угодно ругать и критиковать страну и ее строй, высмеивать или насмехаться, но, если то же самое посмеет сделать чужой, мы должны ощетиниваться и давать отпор… или мы уже не жизнеспособная нация. Третий круг обороны – человечество. В смысле, будем защищать хоть русских, хоть американцев, если нападут, скажем, марсиане или какие-нибудь жукоглазые с Сириуса… Вот я слышал, что некий Казаренко, пройдя все судебные инстанции здесь, в России, подал в суд за рубежом. Сейчас неважно, на кого он подал в суд, важно – куда. Он виноват в том, что жалуется чужим на своих. Это уже предательство!.. Предателей всегда и везде уничтожают.

Он кивнул, вытащил наладонник и быстро сделал пометку.

– Хорошо, я сегодня же подам вам полный список.

Я удивился:

– Вы?

Он скромно улыбнулся:

– Мы с Мазариным стараемся разгружать друг друга от задач, которые можем выполнить сами.

– Я имел в виду… так быстро?

– Все в базах данных, – сообщил он довольно. – Теперь трудно что-либо скрыть. Зато легко отыскать.

– Вот и отлично, – сказал я. – действуйте, Ростислав Иртеньевич!

Уже от двери он обернулся, спросил нерешительно:

– А собранные материалы… куда? Вам на стол?

Я отмахнулся:

– Зачем лишние бумажные потоки? Сразу в службу ликвидации.

Палец мой еще не оторвался от клавиши с надписью Enter, но по дисплею уже метнулась тень, высветилась просторная комната с картинами на стене, спинка высокого кресла, очень дорогого, кричащего о богатстве и могуществе владельца. Показалось быстро приближающееся пятно, сфокусировалось в бесконечное милое лицо, у меня дрогнуло сердце, сладко защемило в груди.

– Здравствуй, – сказал я тихо. – Здравствуй, Таня…

Ее лицо на миг раскрылось мне навстречу, как цветок после ночи раскрывается солнцу, но глаза тут же сузились, в голосе прозвучала настороженность:

– Как ты узнал наш телефон? Мы только вчера переехали…