Онлайн книга «В.Н.Л. Вера. Надежда. Любовь»
|
Меня затошнило. Ближе к шести вернулся Михаил. Я заметил сразу – с запахом. Достал полуторалитровку из сумки. У них так что, каждый день? – Это ж пиво… – опротестовал Миша мой немой вопрос. – Будешь? Вечером было уже можно. – Буду… И я рассказал Мише всё как есть. И про Югина, и про неопределённые сроки моего отъезда. Я умолчал только про деньги. Здесь прикидываться нищим было бы и вовсе негоже. Миша отреагировал спокойно. – Да, Серёжка, живи… С тобой всё веселее. Странно, как-то я его веселю, сам того не желая. Сегодня надо было звонить писателю. И я, сидя напротив Михаила, всё откладывал этот момент. Боялся? Да. Чего? Я боялся, что он мне скажет что-то типа: «Сергей. Я тут посмотрел… Не доросли ещё. Не доросли…» Когда бояться было больше некуда, шёл десятый час, я набрал его номер. – Да! – Андрей Семёнович… Это Степнов. – А, да… Сергей! Ну что я вам могу сказать? Книга в работе… Сами понимаете, праздники… – Конечно, – бодро отозвался я. В глазах Югина мне хотелось казаться непринуждённым и неторопливым. На это слово ушёл последний её, бодрости, запас. – Ну позвоните мне через недельку, – Югин тоже держал беззаботный тон. «Неделька» в его устах выглядела приблизительно. Я замер. Даже если кормиться исключительно пищей из детского сада и только изредка добавлять Михаилу жидкую плату за проживание, денег на билет обратно у меня не оставалось. – Да… Да… – говорил я и, выслушав ненужные напутствия, повесил трубку. – Миша, – говорю, – ещё неделя… – Ну и ладно… – употребив слово «ладно» в устаревшем его смысле. Ладно – красиво и хорошо! Мне было жаль расставаться с гитарой. Но, к сожалению, это стало неизбежностью. Я знал скупку инструментов на Садовой. На следующий день я направился туда. Зайдя в магазин, подошёл к продавцам. – Дима! – крикнул один из продавцов куда-то в подсобку. В подсобке я показал инструмент усатому человеку с низким голосом. – Сколько ты за него хочешь? – усатый человек был краток. Я сказал. – Ну пусть повисит… Хотя за такими инструментами у нас приходят нечасто. Фанеру – да, враз сметают. – И сколько он будет висеть? – Откуда я знаю. Может, неделю, может, месяц. Звони! Уйдёт когда-нибудь! Я наступил на горло своей гордости и тихо произнёс: – А сразу нельзя? – Ишь ты… Нет, в эти дела я не вкладываюсь. – Мне это не подходит, – пробормотал я. Деньги нужны были живыми. На потенциальные я уже один раз понадеялся… Возвращался я пешком. Только перебравшись к Михаилу, я ощутил, как длинны здесь, казалось бы, небольшие расстояния. И всё – центр. Невский, Садовая… Петроградская сторона и Васильевский остров. Я вышел на главный проспект. Дотопав до Дворцовой, пересёк её и, пройдя по мосту, оказался на Стрелке. Петербург, открывающийся отсюда, прекрасен всегда. Даже в те, первые, холодные дни моего приезда. Не раз и не два я проходил это место и всегда останавливался. Сейчас, находясь здесь, я впервые почувствовал, как я привык к этому городу. Неподалёку отсюда находится дом, проходя мимо которого я уже никогда не посмотрю на его окна равнодушно. Пусть даже Верховенские съедут оттуда навсегда. Я надеюсь, что в М-ске мне приснятся крепость, на куполах и шпиле которой играло сейчас весёлое солнце, набережные, дворцы… «Я вернусь», – сентиментальничал я и сжимал зубы, чтобы не заплакать. Петербург же смотрел на меня равнодушно и ничего не отвечал. Над рекой, похожие на стриженную бумагу, летали чайки. Я загадал, что если одна из них сейчас сядет на воду, то я вернусь. Щуря глаза, я следил за полётом выбранной мною птицы. И всё-таки потерял её из виду. Мой вопрос остался без ответа. Как без ответа оставались ещё многие и многие вопросы… Прошла неделя. За это время я так и не нашёл денег. И откладывал их поиски на завтрашний день. Так и не позвонил Артёму. Я не знал, как связаться с ним, не рискуя, что Оля возьмёт трубку. Она же не знала, что у меня и Артёма есть общие дела. Которых, кстати сказать, лучше бы и не было. В пьянстве Мишу я больше не поддерживал. Зато исправно сидел с ним, пока он выпивал вечерами. Первую бутылку он приносил сам. Я давал ему денег на вторую. Мы были квиты, и, по-моему, он был даже доволен таким симбиозом. Молчаливая Гуля разогревала на троих детсадовские харчи. В понедельник на мой телефонный вопрос Югин выдал неожиданное: – Ну приезжайте… И я впервые за это время воспрял духом! Всё произошло слишком просто. Зайдя к нему в кабинет, я увидел тяжёлые стопки книг. Они лежали на полу. На упаковочной бумаге я прочёл свою фамилию, небрежно написанную шариковой ручкой. – Ну, я вас поздравляю! – поприветствовал меня Югин. – Спасибо, – ответил я. И позабыл обо всём! О договоре. О каких-то, подписанных бумагах, которые он мне обещал. – Остальное – как договаривались, – начал он, – список библиотек я вам дам через пару недель. Там Москва, Петрозаводск… Я сейчас не помню. – Да… Да… – мне не терпелось разорвать обёртку, но не мог же я сделать это прямо в кабинете. Я подхватил две связки книг. Удивился их весу. Верёвки, которыми были обвязаны стопки, резали пальцы. – Ну приедете ещё раз, – улыбнулся Югин и погладил свою аккуратную бородку. Я вышел во двор. Поискал глазами скамейку и, не найдя её, сгибаясь под ношей, пошёл на остановку. Сел. Надорвал немного шершавую бумагу и трясущимися руками вытащил верхнюю книгу. «Сергей Степнов. Обычные встречи» – прочёл я на обложке. Во всю обложку разросся непонятный куст на фоне уходящей куда-то дороги… Я начал листать. Страницы приятно хрустели. Открыв книгу в конце, я прочёл оглавление. Все мои рассказы были на месте. Я удовлетворённо вернулся к первой странице и начал читать! Редактура книги была явно небезупречна. Вплоть до того, что вместе с ошибками грамматическими я заметил несколько вольностей, которые позволил себе редактор. Так, в одном месте слово «бухта», используемое мной для обозначения корабельной верёвки, вызвало у редактора другие ассоциации. Ведь в другом значении бухта – ещё и гавань! Вот и вылезло: вместо «я привязал катер надёжной бухтой» стояло «я привязал катер в надёжной бухте». Погорячилась с бухты-барахты! За книгами я ездил два раза. Хорошо, что «Светозар» тоже находился на Васильевском острове. Потом, обессиленный ношей, сидел возле дома, листая книгу ещё и ещё раз. |