Онлайн книга «Кошки ходят поперек»
|
Справа завопили. Вопль был опознаваемый. Гобзиков. – Егор! – крикнул я и рванул на звук. – Егор! Снова вопль. Уже ближе. Оказалось, что бежать через эту дурную пшеницу гораздо сложнее, чем идти. Она была вязкой, я втыкался в нее, как в сеть. Так что бежать не получалось, получалось идти относительно быстрым шагом. С ориентирами тоже было тухло. Кричал Гобзиков не постоянно и в разных местах. Я шарахался по всем азимутам, а потом он сам на меня вылетел. Сбил с ног, и мы покатились, потом шарахнулись в стороны, потом опознали друг друга. Гобзиков имел дурковатый вид. Совсем как главный герой японского фильма о привидениях. Пошел чувелл помыться в ванную, а там пять дохлых раскосых девчонок с мобильными телефонами. И тянут прогнившие лапки к горлу, е-э-э-э. Одним словом, джапский хоррор. – Что?! Что случилось?! – По-лу... И я услышал, как совсем недалеко от нас кто-то мощно втягивает воздух. Гобзиков вцепился в землю. Втягивали воздух здорово. Так может втягивать воздух мощный компрессор. Знакомиться с компрессором мне почему-то не хотелось, я оторвал Гобзикова от почвы, и мы побежали. Против наклона. Гобзиков бежал первым. Он был переполнен бешеной перепуганной энергией и рвал пшеницу, как ледокол «Ленин» арктические льдины. Правда, иногда мне приходилось Гобзикова направлять, ну, как чересчур закусившего удила коня. – Влево! – орал я. – Вправо! – орал я. Но Гобзиков бежал слишком быстро, психически так бежал, я за ним не успевал, я под ноги и то еле успевал смотреть. – Стой! – я схватил Гобзиков за плечо. Его повело, он завалился и немного прокатился еще, сминая колосья. А потом стал смотреть куда-то за мое плечо, я обернулся. Никого. – Я потерял направление, – сказал я. Я действительно его потерял. Пшеница шевелилась. Может, ветер подул, а может, еще что, не знаю, чертова пшеница шевелилась, направление потерялось. Колосья клонились в разные стороны, во все стороны одновременно. Гобзиков вскочил. – Она... – Гобзиков неожиданно вцепился в меня. – Она там! Снова шорох. – Она! Она! Она! Я влупил Гобзикову пощечину. Зубы щелкнули, шея хрустнула, силу удара я не рассчитал. Гобзиков помотал головой. – Куда? – очнулся он. – Куда нам? – Не знаю! Я оглядывался. Пшеница волновалась. – Она страшная! – принялся шептать Гобзиков. – У нее мясо отваливается... – Спокойно! – Я стукнул Гобзикова в плечо. – Не дергайся! Кто там? – Полу... – Только не говори про полуденницу! – Мясо отваливается... Почему шевелится трава? Это она шевелит траву! Гобзиков заорал и принялся пятиться на заду через пшеницу. Это было довольно смешно, никогда не видел, чтобы кто-нибудь удирал, сидя на заднице. Но Гобзикову было не до смеха. Шорох. Гобзиков подпрыгнул. Когда в велосипедное колесо вставляют открытку на прищепке, получается скрипун. В траве, метрах в десяти от нас, притаился скрипун. – Это она! – Гобзиков перевернулся на четвереньки и побежал уже на четвереньках. Причем навстречу скрипуну. Едва успел его догнать. Напрыгнул сзади, повалил на землю. Прижал. Скрипело совсем рядом. Я медленно поднял голову. Сквозь колосья была видна грязная серая фигура. Непонятно кто. Честно говоря, больше всего похоже на обряженное в мешковину чучело. Я медленно, очень медленно стал отползать назад. Гобзиков, видимо, обрел разум и полз рядом со мной. Так мы и отползали. Метров пятьдесят, наверное, проползли. Потом поднялись на ноги и побежали. Молча. Не сговариваясь. Просто побежали. Мне не хотелось о чем-то спрашивать Гобзикова, это скрипучее чучело меня как-то расстроило. Хотелось убраться от него подальше. И вообще, тут где-то была, кажется, река... Не знаю, сколько мы пробежали, я не заметил время, я просто устал. Споткнулся. Гобзиков остановился и тоже опустился. На колени. – Заблудились... – выдохнул он. – Я не хотел... – Тебе же говорили, что поле настоящее! – Я не хотел... – А чучела чего испугался? – Это не чучело! – Конечно, это не чучело, – бодро сказал я. – Это несколько чучел! По всему полю! Чтобы ворон пугать! – А что за скрип? – Ясно же что! Это открытки с прищепками. И колесики маленькие – от ветра крутятся. Все просто. А что, подумал я. Объяснение вполне. Чучела с прищепками. Скрипят себе, прохожих пугают. – Но я же видел! У нее же мясо отваливалось! – Тебе померещилось. И вообще, прекрати панику. А то заблудимся – будем до вечера тут болтаться, а то и до утра. Кто такие поля только организует? А говорят, в стране кризис в сельском хозяйстве... – Там! – Гобзиков указал пальцем в сторону. Я оглянулся. В небо поднимался черный дым. Такой получается, когда жгут что-то резиновое. Например, резиновый матрас. Умница, подумал я. Какая же все-таки она умница. Отличный ориентир. – Туда! Километр, наверное. До дыма. Километр мы бежали. Это был самый тяжелый и мучительный бег в моей жизни. Я бежал, как через натягивающуюся сеть. Гобзиков скис совсем и держался за мою куртку. Всхлипывал. А потом я увидел, что вокруг нас опять высушенная лебеда, а пшеницы нет. Нет. А потом мы добежали. Так и оказалось – дымил матрас Панченко, не исключено, что семейная реликвия. Рядом с матрацем стояла Лара. Рядом с Ларой сидел мой утренний знакомец. – Оборотень! – завизжал Гобзиков. Едва успел его поймать. Некоторые распускаются просто на ровном месте, так нельзя. Это был, конечно, не оборотень. Это был волк. Тот, которого я видел с утра. Волк поглядел на Лару. – Попробуй остановить его, – сказала Лара. Не мне, не Гобзикову. Волк кивнул и исчез в траве. Через секунду я его услышал, волк негромко рыкнул. И в ответ рыкнули другие. Волки. Справа. Слева. Четверо. И вожак. Подковой. Я спросил: – Что это там... ну... серое... – Сколько их? – Лара глядела вслед волкам. – Одна... вроде бы... Егор, скольких ты видел? Этих, ну, полуденниц? |