Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Тень за троном»
|
* * * Папа Римский Иннокентий, в миру некогда Бенедикт Одескальки, русского гонца не задержал. Наоборот. Отношения между Святым Престолом и Русью были сложными издавна. Но… На словах, больше на словах. Русь далеко, так что в гости в Рим никто не приходил, войска не приводил, ничего сильно не требовал, соответственно, и обид не было. От той же Франции куда как больше гадостей ждать можно, да она и ближе. Конечно, далекая страна Русь – поле непаханое для священников, но там же холодно! И медведи! И далеко… Причин много. Так что когда Иннокентий получил первое письмо, он поступил по старому принципу. Проси больше, чтобы получить хоть что-то. Что согласен дать русский государь в обмен на невесту для своего брата? Славословия пропустим и обязательную часть тоже. А вот и собственно известия. Итак? Письмо шарахнуло по глазам почти с первых строчек. Да так, что свиток спланировал на стол из внезапно ослабевших пальцев. Русский государь соглашался, что у него напряженные отношения с орденом иезуитов. И сожалел, что Его Святейшество введен в заблуждение. Сестра – ведьма? Да никогда и ни за что! Просто так получилось, что когда иезуит Симеон Полоцкий (воистину пятно на белой рясе этого достойного ордена) отравил государя, в столице была только она. А потому пришлось ей и власть брать в свои руки, и судить, и казнить… бедная девушка, у нее не было выбора. Но если это преступление – так казнить за него надо было кучу народа. В Англии была королева, которая вообще сама правила и никто ее за то ведьмой не объявлял. И Анна Австрийская была регентом после смерти мужа, если искать ближе. И ничего, не ведьма. А что Полоцкого казнили – будь ты хоть трижды иезуит, а царя травить нельзя, никак нельзя. Поэтому… если Ваше Святейшество пожелает – можно отправить иезуитов на Русь. Но за их целостность русский государь отвечать не будет. Люди злы, сначала раздерут на сорок кусочков, а потом спросят, как звать. Да и… а чего – мы? У Людовика XIV при дворе вообще черные мессы проводятся – и кем?! Его метрессой, почти женой, маркизой де Монтеспан, о том вся Франция знает. И ничего, все терпят! Хотя там и младенцев в жертву приносят, и кровь детскую пьют, а уж что с козами проделывают – сказать страшно. А там иезуитов что блох на собаке. И чем они занимаются? Мы на Руси знаем, что творится, а они у себя под носом не видят? Так что простите, Ваше Святейшество. Мы, конечно, согласны на многое, но… народ-с. Не поймет ведь. Никак не поймет. Может, вы сначала с этой проблемой разберетесь? А потом и поговорим об отправке миссионеров на Русь? Или там о переходе в католичество? Мы, может, и не католики, зато и черных месс у нас не проводят. И ведьм не ловят – потому как нету. Несколько минут Иннокентий просто тупо перечитывал письмо. Фамилии врезались в глаза – и отмахнуться от них было нельзя. Катрин Монвуазен. Аббат (АББАТ!!!) Гибур. Папа вздохнул и вызвал секретаря. С этим делом надо было разбираться – и жестко. Если русский государь не солгал (а он не идиот – лгать Святому Престолу), последствия будут ужасны. Но пусть этот вулкан извергнется под чутким Папским руководством, чем всех потом зальет лавой возмущения и негодования. Есть, есть еще время отмежеваться от этого ужаса и жестоко осудить причастных! * * * Соня сидела на подоконнике и смотрела в окно. Было тоскливо. Завтра брат уезжает. И муж уезжает. А на ее плечи опять гранитной плитой свалится власть. Тяжкая, кровавая, ненужная… Горела б она ясным пламенем! А надо, надо… Теплые руки обняли за плечи, губы коснулись шеи. – Сонюшка? Софья со вздохом прислонилась к груди мужа. – Тоскливо мне, Ванечка. Все понимаю, что вы идете воевать, а я остаюсь на хозяйстве, знаю, что судьба такая, а все ж… – Мне без тебя тоже жизнь не в радость. Софья вздохнула. И за что ей выпало такое счастье? Ваня умен, красив, любит ее, не возражает против ее участия в государственных делах и даже сам помогает по мере сил. Разве мало? Иногда она себя даже свиньей ощущала. Потому что не могла ответить ему чувствами той же силы и накала. Боялась… Чего уж там – дьявольски боялась потерять и его, и Алексея. И прятала все в себе. Как раньше, в Древней Греции уродовали слишком совершенные творения, чтобы Боги не позавидовали. Вот и сейчас… Пусть Боги подумают, что ее чувства не столь сильны. Пусть Алеша и Ванечка в очередной раз вернутся домой! – Любимый мой… – Мать сегодня рыдала, вернуться живым упрашивала. Грустит, что детей у нас нет. По губам Софьи скользнула злобная усмешка, благо муж не видел. Ваня скромно умолчал про некрасивые Феодосьины намеки на ее, Софьи, бесплодие. Хотя вот уж чего не было… Предохранялась – это было и есть. И будет, а то ж! Первые дети нового поколения Романовых должны появиться у Алексея. Марфа и Дунька, которая уже была в тягости, не в зачет. И бабы, и невесть где, и мужья у них не русские. Права их детей на престол если и будут рассматриваться, то в последнюю очередь. Разве что вырастет один из потомков – и пройдется по миру новым Наполеоном. Но такому подчиняться не зазорно, умный человек был, хоть и с бзиками насчет одеколона. Эх, хорошо все-таки, что у русских своеобразное отношение к Франции. Когда у Софьи еще в той жизни деньги появились, она первым делом не в Турцию поехала. Во Францию. И Володя водил жену по Лувру, Версалю, рассказывал, показывал… Вспомнить сейчас его истории труда не составляло. Софья убрала ухмылку и повернулась к мужу. Поцеловала. – Ванечка, обещаю. Будут у нас дети. Вот Алешка женится, и будем мы с его женой ходить, пузами трясти. Потом еще и вместе воспитывать, чтобы как мы Алешкина опора, так и наши дети были его детям поддержкой. – А если раньше получатся? – На то воля Божья, – Софья улыбнулась. – Ты знаешь, детей я хочу. Двоих. Или троих… – Сонь, хотя бы штук пять! – А рожать кому? Мне примера матери хватило! – Ну, не два ж десятка рожать? А пять – хорошее, красивое число. – Я подумаю, – не стала спорить Софья. – Особенно если ты постараешься. Намек был понят. Софью сгребли в охапку и унесли на кровать. Стараться. Ну и правильно, с мужем надо прощаться как следует. Пусть увозит с собой не ее тоску, а приятные воспоминания. Ох, Ванечка… * * * Томас фон Вирнинген сидел в редакции газеты. Редакция – это, конечно, слово громкое, но свой домик у газеты был – и не такой уж маленький. Добротный, почти в центре Гамбурга, каменный… Да-да, сидел и грустил. |