
Онлайн книга «Свет мой, зеркальце»
— Прямо при докторе? — Да! — Он решит, что это игра. — Ну и что? — А вдруг он не захочет играть? Лично я не захотел бы, подумал Ямщик. Затея Верунчика нравилась ему чем дальше, тем меньше. Вайнберг решит, что у девочки головка бо-бо, точно решит. Что он тогда сделает? Посоветует родителям обратиться к психиатру. В итоге у Веры отберут зеркало, нет, не отберут, уже отбирали… — Захочет! — Он не примет это всерьез. — Примет! Я подготовилась! Вера рассмеялась и помахала над головой блокнотом. — Ему не понравится, — Ямщик зашел с другого конца, — что ты его проверяешь. — Ну и пусть! Ты вообще за кого? — За тебя. — Ты чье отражение?! — Твое, — покорно вздохнул Ямщик. — Вот и помогай мне, а не умничай! Хлопнула дверь гостиной. В коридоре послышались шаги. Вера бросила взгляд на часы, висящие над столом, и победно улыбнулась: доктор прибывал аккурат по зеркальному расписанию! В дверь постучали со всей возможной деликатностью, и Вера, исполнясь важности момента, объявила серьезным тоном: — Войдите! Тебе смешно, Ямщик? Отчего же тебе не смешно? — Познакомься, Верочка. Это доктор… — Геннадий Яковлевич, — перебив маму, врач шагнул вперед. — Но если хочется, можно просто «доктор». Умеет, оценил Ямщик. И без перебора. Молодец, Геннадий Яковлевич! Родители Веры замерли в коридоре персонажами второго плана. — Я знаю, кто вы, — Вера села поудобнее, откинула одеяло. Сегодня ее одели в трикотажный спортивный костюмчик темно-синего цвета, с желтыми вставками-шнурами. Резинки на манжетах были слегка растянуты. — Очень приятно, Вера. Доктор, посмотрите на часы, пожалуйста. Сколько времени? Вайнберг оттянул рукав пиджака, глянул на «Perrelet» в титановом корпусе: — Половина четвертого. — Пятнадцать тридцать две! — звонко уточнила Вера. — Всё верно, пятнадцать тридцать две, — улыбнулся доктор. Улыбка у него была замечательная: добрая и без фальши. — Любишь точность? Думаю, нам стоит познакомиться поближе. — Я тоже так думаю, — Вера указала на стул. — Присаживайтесь, пожалуйста. Взрослые слова, взрослые интонации. Смешно. Ведь правда, смешно? — Мы поладим! Они произнесли это в унисон, слово в слово, врач и девочка. Не сговариваясь, оглянулись на родителей — и рассмеялись. Пожалуй, эти двое быстро найдут общий язык. Уже нашли, и это чудесно. «Ты не будешь ходить.» Отец с матерью тихо прикрыли за собой дверь, оставив доктора наедине с пациенткой. Они были уверены, что — наедине. Вайнберг придвинул стул ближе к кровати: — Ты знаешь, зачем я здесь? — Конечно, знаю! Вы пришли познакомиться. А потом вы будете делать мне операцию. — Все верно. Это очень хорошая операция. После нее ты снова сможешь ходить. — Нет, не смогу. — Что за ерунда? Кто тебе такое сказал?! Будь перед ним взрослый, в голосе Вайнберга кипело бы возмущение. А так — лишь неподдельное изумление. — Зеркало. — Зеркало? — Оно мне всю правду говорит! — Прямо-таки всю? Геннадий Яковлевич сощурился, пустил в уголках глаз хитрые морщинки. Быстрей быстрого врач включился в предложенную игру, на ходу принимая чужие правила. Да ему педиатром работать надо, подумал Ямщик. Детским психологом! — Всю-всю! Знаете, зачем я вас попросила на часы посмотреть? — Зачем? — А вот зачем! Торжествуя, Вера протянула врачу блокнот. Ямщик, благо зеркало позволяло, заглянул Вайнбергу через плечо. Почерк у Верунчика оказался не ахти, но разборчив: «Доктор придет ко мне в 15:32. На нем будет — Впечатляет, — кивнул Вайнберг после долгой паузы. Врач был растерян, хоть и не подавал виду. Он пытался найти рациональное объяснение, но кроме «случайно угадала» и «совпадение» ничего толкового не подворачивалось. Если честно, Ямщик ему даже посочувствовал. — Теперь верите? Геннадий Яковлевич развел руками: — А куда деваться? Конечно же, он не поверил. — Мне зеркало сначала сказало, что я буду ходить. А потом, что не буду, — Вера с робостью тронула рукав «Мне! — стиснув зубы, возопил Ямщик. Он уже уяснил, что вслух такое кричать бесполезно. — Вопрос! Правильный вопрос! Задай его мне!» — Это ведь тебе зеркало сказало, а не я? Давай у него и спросим. Ямщик затаил дыхание. — Давайте! Вера развернула зеркальце так, чтобы доктор тоже мог в него заглянуть. Разумеется, кроме двух отражений — девочки и своего — он ничего не увидел. — Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи… Слушая Веру, Геннадий Яковлевич переводил взгляд с девочки на ее отражение и обратно. Здоровый скепсис боролся в докторе с подозрительным сомнением, с иррациональным чувством тревоги. Скепсис побеждал по очкам, но соперники, отступая под натиском аргументов, продиктованных жизненным опытом, сдаваться не спешили. — …почему я не буду ходить? «Не тот вопрос!» — едва не заорал Ямщик. Вместо вопля с его губ слетел ответ, пришедший в мгновение ока: — Потому что операция пройдет неудачно. — Потому что операция пройдет неудачно, — повторила Вера для врача. — Это тебе зеркало сказало? — Вайнберг нахмурился. Похоже, он был суеверен, и игра ему разонравилась. — Я ничего не слышал. — А зеркальце никто, кроме меня, и не слышит! «Операция пройдет неудачно!» — стучало в висках Ямщика, словно в мозгу сбоила драм-машина. Жужжал рой ос, галдел легион бесов-искусителей, гремела какофония бесчисленных, разбегающихся во все стороны вариаций: «Насколько неудачно? Не парализует ли девочку совсем? Возможна ли успешная операция? Если да, что для этого нужно? Кто виноват?! Что делать?!» Увы, у Ямщика не было собственного зеркала, чтобы получить жизненно необходимые ответы, а ему самому никто не спешил задать правильно сформулированные вопросы. «Я ничего не могу. Там, где мы ничего не можем, мы не должны ничего хотеть. Зинка, помнишь? Почему же я хочу? Почему ненавижу себя за отчаяние и беспомощность? Ненавижу себя, презираю себя, жалею себя — себя, себя, себя!!! — в то время когда Вера заслуживает жалости в сто раз больше. Кто из нас калека?! Я не способен найти ответ. Не способен подсказать вопрос. Не в силах изменить исход операции…» |