Книга Король франков, страница 11 – Владимир Москалев

– Скорее расскажите нам новости, Можер! – сразу же загалдели фрейлины, обступая обоих мужчин. – Говорят, норманны вошли в Париж.

– Вошел один я, – объявил Можер. – Других норманнов ни впереди, ни позади себя я не видел, клянусь честью.

– Значит, новость лжива и на нас попросту нагнали страху?

– Уверяю вас, так и было. Увидев меня, горожане решили, будто я привел с собой войско, и забили тревогу. Им не мешало бы при этом взглянуть на реку, свободную от судов. Викинги, как известно, предпочитают передвигаться по воде.

– Но как парижанам удалось узнать, кто вы? Не стали же они интересоваться вашей родословной?

– О, это весьма забавная история, она приключилась со мной на одной из здешних улиц.

– Вы нам расскажете ее, Можер? Мы непременно хотим услышать.

– Конечно, черт побери! Однако вам придется подождать, я ведь еще даже не осмотрелся и пришел, чтобы повидаться с матерью.

– А почему вас так долго не было? Мы скучали без вас, – безумолчно трещали дамы.

– Попробуем простить графа, ведь у него была уважительная причина, – кольнула нормандца карими глазами Альбурда. – Надо полагать, граф Нормандский приехал один, избежав при этом взаимных обязательств?

Можер хотел ответить, но ему не дали и рта раскрыть.

– Какое счастье, что у нас гостит герцогиня Гуннора, – обворожительно улыбнулась Магелона. – Как хотите, Можер, но мы ее теперь не отпустим.

– Ах, в самом деле, считаю долгом доказать ее светлости, что французский двор ничуть не хуже нормандского, – и Арсинда, вдова виконта де Тюренн, слегка ущипнула нормандца за локоть.

– Прекрасно, милочка, – одарила ее насмешливым взглядом Гизоберга, – эту работу мы предоставим вам, а сами займемся другой: постараемся убедить в этом же ее сына.

Фрейлины рассмеялись. Маникор, барон де Мэн, с улыбкой взял нормандца за руку:

– Не суди наших дам слишком строго, Можер. У них мало развлечений, ты их должен понять. Всякое новое лицо при дворе для них целое событие.

– Ох, и доберусь я до вас, – нарочито грозно сдвинул брови Можер, потом добавил, уже мягче: – Мои прелестницы.

– Когда же? – тотчас устремились на него любопытные взгляды.

– Вот только повидаю герцогиню.

– Она так ждет вас, постоянно спрашивает, а мы лишь пожимаем плечами в ответ. Сейчас она у себя.

– Я думаю, мать покажет твои апартаменты, – опустив руку на плечо нормандцу, сказал герцог и, развернувшись, ушел.

Маникор провел Можера в зал – огромный, прямоугольный, с шестнадцатью витыми мраморными колоннами, подпирающими резными капителями концы дуг сводчатого потолка. Напротив двухстворчатых дверей, через которые они вошли, – четыре больших окна с цветными стеклами, дугообразные поверху. С обоих торцов зала – двери в комнаты.

Барон подвел нормандца к одной из них и, попрощавшись, ушел.

За дверью слышалось пение, кто-то играл на лире. Едва Можер вошел, певица умолкла, инструмент замолчал. Гуннора, сидя вполоборота к двери, повернула голову.

– Можер! Вот и ты, сын мой.

Нормандец подошел; упав на колено, склонился над рукой матери.

– Я уже думала, что уеду, не повидав тебя.

– Разве мог я так поступить, матушка? Вы ведь знаете, что ближе вас и отца у меня никого нет.

– Ты научился вежливости у франков, коли стал говорить на «вы».

– Мало того, теперь я целую дамам пальчики.

Герцогиня рассмеялась.

– Как тебе в Париже? Знаешь, только что пронесся слух, будто в город ворвался сам Хрольф-Пешеход верхом на коне и ведя за собой войско норманнов. Дворец переполошился, все высыпали на стены, но, как и следовало ожидать, врагов никто не увидел. Да и откуда им взяться, если нормандская герцогиня гостит в Париже у короля?

– Они приняли меня за моего славного предка, – усмехнулся Можер. – Поистине, у страха глаза велики. У них живы в памяти истории о былых нашествиях норманнов.

– О ком ты?

– О парижанах, конечно.

– Значит, едва ты появился, как уже что-то натворил, и горожане со страху приняли тебя за Хрольфа? Ах, сынок, тебе не умереть от скромности. Почему бы спокойно и без шума не проехать по улицам города, никого не задевая? Так нет же, обязательно надо во что-нибудь вмешаться. Ну, расскажи, что с тобой приключилось?

В это время вошла королева Адельгейда. Нормандец приветствовал ее легким поклоном. Герцогиня приподнялась было, но королева жестом вновь усадила ее и сама уселась рядом.

– Играйте что-нибудь, но не надо петь, – приказала она трем девицам, которых Гуннора привезла из Нормандии. И зазвучала легкая, ненавязчивая мелодия.

– Я рада тебя видеть, племянник, – улыбнулась Адельгейда. – Однако не все готовы разделить со мной эту радость. Парижский епископ требует наказать вашего сына, мадам.

– Наказать?.. Моего мальчика?.. – высоко вскинула брови герцогиня. – Но за что?

– Право, какая-то нелепая история. Я зашла к королю поговорить о Роберте и поняла только, что Можер чуть не убил викария, племянника епископа. Тот чудом остался жив, правда, стал хромать и кашлять, да еще время от времени потирает ушибленное плечо.

Гуннора всплеснула руками:

– Святой Боже! Чем же тебе помешал викарий? Неужели нельзя было проехать мимо, не трогая особу племянника епископа?

– А зачем он обижает безвинных? Жаль, что это был не епископ, я заставил бы его сожрать собственную митру. Но, воображаю, как не понравилось бы это Роберту; говорят, он стал чересчур благочестив. Кстати, ваше величество, я почему-то нигде его не встретил. Уж не заболел ли часом ваш сын?

– Ты прав, Можер, – вздохнув, ответила королева. – Роберт и в самом деле стал не в меру набожным. Король мечтает видеть в нем преемника, будущего правителя государства, но, глядя на сына, лишь хмурит лоб. Вот и сейчас, вместо того, чтобы быть рядом с отцом и постигать науку управления государством, он пропадает в каком-нибудь монастыре у монахов.

– Если их недостаточно, то я привел еще одного.

– Монаха? Где ты его взял?

– Нашел.

– Очень мило! Он что же, валялся на улице?

– Нет, был привязан к столбу. Мне это не понравилось, и я решил освободить его.

– Кто же его привязал?

– Нечистая сила. Она давно за ним охотилась: монах был слишком набожен и часто изгонял бесов.

– Сын мой, ты совершил поступок, угодный Господу, – сказала мать.

– Да, если не считать того, что при этом я поссорился с дьяволом, с которым прежде жил в ладах, – ответил сын.

– Ничего не понимаю. С каким дьяволом? О чем ты?