Книга Король франков, страница 24 – Владимир Москалев

– Что здесь такое? – протиснулась вперед одна из них, в таком же монашеском одеянии, с виду постарше других. – Что вы здесь делаете, господин?

– Я? – поглядел на нее гость. – Держу на руках вашу настоятельницу, черт побери!

У монахини округлились глаза:

– Запрещено упоминать нечистого в храме. Разве вы этого не знаете?

Можер хотел было уже ответить, но хозяйка кельи потянула его за рукав:

– Идемте же скорее, я отведу вас.

– В чем дело, сестра Юлия? – спросила у нее старшая. – Куда вы собираетесь отвести этого человека?

– В келью настоятельницы, вы же видите, она…

– Оставайтесь здесь, я сама провожу.

– Хорошо, сестра Барбета, – покорно ответила монахиня.

– Я наставница послушниц, – объяснила старшая Можеру и указала рукой в глубь коридора. – Идите за мной.

Когда Можер бережно уложил аббатису на ложе, сестра Барбета тотчас взяла ее за руку, повыше кисти. Нормандец, бесцеремонно усевшись на стул у изголовья, с любопытством наблюдал за ней. Она выпрямилась.

– Все в порядке. Мать Анна сейчас должна прийти в себя. А я хотела было послать за врачом… – сестра Барбета подняла бесцветный взгляд на гостя. – О вас мне уже доложили. Я думала, вы в приемной, а вы здесь… Я никак не ожидала.

– Вашей настоятельнице вздумалось ознакомить меня с красотами обители, вот объяснение этому. Мы стали подниматься по лестнице. Она с трудом преодолела эти злосчастные ступени, а потом, поглядев на лик святого Иакова, внезапно расчувствовалась, побледнела и едва не упала. Хорошо, что я оказался рядом.

– Ах, она у нас такая набожная и чувствительная; какой-либо рассказ из жизни святых великомучеников способен потрясти ее воображение и заставить даже рыдать. Видимо, так и случилось…

– А тут еще тяжелый подъем… – поддакнул Можер.

– Да, да, – закивала собеседница, – мать настоятельница уже в преклонных годах, мы сколько уж раз советовали ей поберечь себя… А может быть, эта неожиданная встреча с вами так взволновала ее, ведь вы с ней, как сообщила сестра Моника, давно не виделись.

– Безусловно, повлияло и это.

– И чего это ей вздумалось водить вас по церкви, а потом взбираться на хоры, ума не приложу, – поднимая брови, недоумевала сестра Барбета.

– Она пожелала удовлетворить мое любопытство, ведь я никогда не был в монастыре и даже не подозревал, что здесь столько дев! Но с какой стати, хотелось бы знать, они вздумали уйти от мира и запереть себя в этих мрачных стенах? Ведь они совсем юны! Ужели им так надоела свобода, где можно веселиться, петь, плясать, любить?

– Иные попали сюда не по своему желанию, – неохотно стала объяснять монахиня. – Монастырь – удобное место, чтобы избавиться от груза. Но много и тех, что пришли сами, по доброй воле.

– И они что же, сразу становятся монахинями?

– Нет, вначале они испытуемые, затем послушницы.

– А потом этих юных созданий, попавших сюда по недомыслию или чьему-то злому умыслу, всю жизнь кормят баснями о святых?

– Это не басни, это Священное Писание, – смиренно ответила монахиня.

– Брось! Оглянись вокруг: мир прекрасен! Зачем гнить заживо в обществе размалеванных уродцев, развешенных по стенам? Ужели ты и вправду веришь во все это?

– Что, как не вера в Бога и почитание святых апостолов спасает человека, ибо тогда ему уготована на небесах жизнь вечная, – заученно отчеканила сестра Барбета.

– Тьфу ты! – плюнул Можер. – А известно ли тебе, что вера выдумана, дабы внушить людям страх перед церковью, перед властью?.. Ну да черт с вами со всеми, когда-нибудь одумаетесь. Скажи-ка мне лучше, а эти послушницы… долго ли им до пострига в монахини?

– Срок достаточно большой: два года.

– Вот оно что… – протянул Можер, подумав, что возлюбленная Роберта, выходит, еще не давала обетов, а значит, его задача облегчается.

Они перемолвились еще несколькими фразами, и тут сестра Барбета, не сводившая глаз с настоятельницы, воскликнула:

– Ах, смотрите, мать Анна, кажется, приходит в себя!

Можер тем временем мучительно соображал, как ему вызволить из монастыря дочь барона. Если та согласна, работу можно считать выполненной; ну а если нет? Что ж, тогда… И нормандец радостно потер руки в предвкушении похищения средь бела дня. Это представлялось ему весьма забавным. Что касается трудностей в этом деле, то он попросту их не видел, уповая, как всегда, на стремительный натиск и свою силу.

Аббатиса тем временем глубоко вздохнула, огляделась и, усевшись на кровати, холодно посмотрела сначала на Можера, потом на наставницу послушниц. Бледность с лица аббатисы исчезла, она выглядела уже как обычно.

– Сестра Барбета, зачем вы здесь, разве я вас звала? – спросила она.

– Матушка, вам было так плохо, что мы решили уложить вас в постель.

– Мне что, и в самом деле стало плохо, Можер? – перевела аббатиса взгляд на нормандца. – А отчего, как ты думаешь? Ах, я плохо припоминаю… Кажется, мы шли по коридору мимо икон святых великомучеников…

– Вот именно, матушка, и один из них вам подмигнул.

Старушка, вся затрепетав, уставилась на племянника.

– Подмигнул? Мне?..

– Ну а кому же еще? Кроме меня и вас, там никого не было.

– Так ты говоришь… – аббатиса взволнованно взяла Можера за руку. – А ты не обманываешь меня?

– Я видел собственными глазами, клянусь тиарой папы римского!

Аббатиса встала, прошлась по келье и остановилась у окна. Потом обернулась, глаза ее горели живейшим интересом.

– Кто же именно? Ты не запомнил, Можер?

– Подмигнул? Ну как же… Вы еще успели назвать его по имени.

– И кого я назвала?..

– Апостола Иакова, того, кто брат Иоанна Богослова.

Аббатиса в пылу самозабвения молитвенно воздела руки к небесам:

– Благодарю Тебя, Господи, Ты услышал меня и послал мне в этом свой знак через улыбку одного из апостолов Твоих. Теперь я сестра его во Христе, и да пребудут с братом моим Иаковом и со мною вечная благодать небесная и Божье слово твое! И да святится имя твое…

Тут она, положив руку на грудь, внезапно замолчала и растерянно уставилась на внучатого племянника. Сияние небесное из ее глаз вмиг улетучилось, теперь они излучали страх.

– Можер, где мое распятие?.. Я потеряла его!!!

Она упала на колени и, стукнувшись лбом об пол, запричитала:

– Теперь я проклята вовек… Бог не простит мне! Демоны подкрались ко мне во тьме и выкрали крест, символ веры, ибо исходящий он от Христа, Господа нашего, на коем принял он страдания наши. И да низвергнется за это гнев Его с небес на нерадивую дочь свою, и да проклята будет она во веки веков…