
Онлайн книга «Нормандский гость»
Королева не отвечала, и Вия поняла, что она ждет ответа. – Ах, боже мой, да я простила уже вас, ваше величество, – улыбнулась она. – Правда? – Эмма в ответ тоже засияла улыбкой. – Ты и в самом деле простила?.. Вместо ответа Вия улыбнулась еще шире и кивнула. Эмма, радостная, протянула к ней руки: – Разреши тогда мне тебя поцеловать. И, обняв девушку, приникла губами к ее щеке. Немного отстраняясь, Вия, покраснев, проговорила: – Ах, ваше величество, я, право, смущена… Если бы вы были моей подругой, я ответила бы тем же, но вы… – А ты забудь, что я королева, – ласково глядя на нее, сказала Эмма, – вернее, что я была ею когда-то, и поцелуй меня тоже. Вот мы и подружимся с тобой, и сгинут отныне в Тартар черные тени, что пролегли меж нами. Вия осмелилась и, приблизившись, поцеловала королеву-мать в щеку. Потом со смехом сказала: – Теперь мы навеки стали подругами. – В самом деле? – тоже засмеялась Эмма. – Что ж, я не против. – Мне говорил Можер, так принято у них в Нормандии: коли поцелует один другого, а потом наоборот, то становятся эти двое друзьями. Легкое облачко грусти омрачило при этих словах лицо Эммы. Никак не связывая это с нормандцем, а полагая, что королева-мать вновь предалась тягостным воспоминаниям, Вия тихо произнесла: – Вы подумали о сыне? Не отвечайте; разве мне не понятно чувство матери?.. Но и я думаю о Людовике… Он был такой славный, и мы любили друг друга как брат и сестра. – Не поверишь, как стыдно мне за тот случай, – промолвила Эмма, опуская взгляд. – Ведь ты пришла проститься с ним, как с другом, а я такое сказала… – Вы были не в себе, только слепой мог не видеть этого. Что ж удивительного, если, обезумев от горя, вы накричали на меня? Конечно, мне было обидно, но… – Я действительно тогда ничего не соображала, – глубоко вздохнула Эмма, не поднимая глаз. – Разум вернулся потом, когда уж поздно было… Ну, да что теперь говорить, все в прошлом. А сейчас, когда ты простила меня, – она поглядела на Вию глазами любящей матери, – я скажу тебе… – она замялась, неловко улыбнувшись. – Хочешь знать правду? – Конечно, говорите, государыня, я вас слушаю. – Ты сама не знаешь, какую радость мне доставила, – разоткровенничалась вдруг Эмма и всхлипнула, – ведь теперь у меня есть ты, а я думала, что осталась совсем одна… И, глядя на тебя, я буду вспоминать любимого сына… Но душа его уже на небесах, а тело в склепе под мраморной плитой, и я не смогу обнять его и сказать «мой сыночек». Но ты, Вия, здесь, со мной, ты часть Людовика, и я вместо него обниму тебя и скажу: «доченька моя»… Она заключила девушку в объятия и расплакалась у нее на плече. Не выдержала и Вия: уж очень трогательной оказалась сцена, совсем как ее мать обнимала когда-то дочь, будучи живой. А Эмма, гладя Вию по волосам, добавила, вконец расчувствовавшись: – Вот видишь, как потянулись одно к другому наши сердца. Но ничего нет тут удивительного, правда ведь? Ты сирота, одна-одинешенька на этом свете… такою стала и я. Никого у меня больше нет… И некому поплакаться и душу излить, кроме тебя… – Она отстранилась, глядя Вие в глаза, ласково гладила ее по щеке, вытирая бежавшие слезы. Потом прибавила: – …Потому что ты мне теперь как дочь, которой у меня никогда не было, а я тебе… – …как мать, которая была у меня когда-то, – закончила за нее Вия, и обе вновь разревелись, одна у другой на плече. Наконец слезы иссякли. Они, радостно улыбаясь, поглядели друг на друга. – Боже, какие у нас с тобой сейчас лица, – покачала головой Эмма. – Мокрые и опухшие от слез. А у меня так… – она обреченно махнула рукой. – Жаль, платка нет. Были, да я выбросила оба: мокрые насквозь. – У меня есть, – обрадовалась Вия. – Правда? Вот умница! Давай, я вытру тебе лицо. Так и сделав, она протянула платок Вие. – А теперь ты – моё, – и, пока любимица Людовика вытирала ее лицо, убирая остатки слез, добавила: – Можно, конечно, и самой, но со стороны всегда виднее, правда же? – Ну ещё бы! – ответила Вия, и обе улыбнулись. Немного погодя, Вия удрученно вздохнула: – Увы, но этот платок уже весь сырой, а другого у нас нет. – Вот бы архиепископа сюда с его длинной туникой до пят, что он обычно носит, – весело подмигнула Эмма, – мы бы задрали ее и нарвали из нее платков, а заодно… – она склонилась и что-то горячо зашептала Вие на ухо. И тотчас обе залились неудержимым хохотом, так что вновь пришлось вытирать слезы, но уже не платком, а мантией Эммы, да и слезы те были уже совсем иными. Немного погодя, Эмма предложила: – Хочешь, пойдем гулять? Будем бродить по парку и говорить, говорить… Я буду тебя слушать; Людовик говорил, ты такая мастерица рассказывать всякие забавные истории. – Но, ваше величество, как истолкуют наше появление вдвоем придворные? – последовало резонное возражение. – Не называй меня больше «ваше величество», хорошо, моя девочка? – Тогда – «государыня»? – И так не зови, не хочу. Ты не служанка мне. – Но как же тогда? – растерялась Вия. – Скоро мы перейдем на «ты»… Не возражай! Я знаю, так будет. А пока зови меня… зови меня… ах, я не знаю как. – Вам надо надеть черное, – напомнила Вия. – Мы не можем так выйти. – Да, девочка, так и сделаем, – вздохнула Эмма и взяла ее за руку. – Пойдем, я покажу тебе мою одежду, поможешь мне облачиться в траур. Придворных в галерее было немного; увидев королеву-мать и Вию вдвоем, они раскрыли рты. Новоиспеченные подруги прошли мимо них, изредка обмениваясь короткими фразами, и, когда скрылись в конце галереи, двор загалдел на все лады, увидев в этом необъяснимом примирении знак непонятных грядущих перемен. Идя по коридору, Эмма вдруг остановилась, оглянулась по сторонам и, убедившись, что они одни, поцеловала спутницу в губы. Вия улыбнулась. – Знаешь, чему я безумно рада, хоть и не понимаю, как это произошло? – спросила Эмма. – У вас осталось так мало радостей, что я горю желанием узнать, в чем заключается одна из них. – Только не обижайся на меня, хорошо? Так вот, я счастлива, что покушение на твою жизнь не удалось и убийца сам пал вместе с Ортанс. – Хотите знать причину? Это нормандец. Если бы не он… Эмма вздернула бровь, потом грустно улыбнулась. И сказала: – Я могла бы догадаться. Воистину, этот человек – добрый ангел-хранитель. Он всегда появляется тогда, когда надо появиться. Но теперь я знаю. Однако герцогу ничего не скажу. – Какому герцогу? – Нашему Гуго, конечно. |