Онлайн книга «Пособие по укрощению маленьких вредин. Агрессия. Упрямство. Озорство»
|
– Почему у меня? У Альки. Я же говорю тебе, что он меня дразнит, – пояснила Агата». (Тамара Крюкова «Ровно в полночь по картонным часам») Ещё одна фирменная детская штучка – ставить условия, выдвигать требования или делать предложения, противоречащие логике и этике. Причём говорится всё это с самым невинным личиком и с глубочайшим чувством собственной правоты. «Мама, если дашь конфетку, то я не выключу тебе свет, а если не дашь, то будешь купаться в темноте». (С сайта «Говорят дети») «Если ты мне длуг – то я поеду пелвый!» (Ставшие семейным преданием слова, сказанные на ледяной горке маленьким племянником моей коллеги) Нередко в подобных случаях взрослые ловятся на удочку собственного превосходства и самодовольства. А дети – действуют по принципу «не буди лиха, пока тихо». «– Почитаешь? – спросила она. – Почитаю, – охотно согласился дедушка. – А ты мне что за это? … – Я не буду твои саженцы молоком с пенками поливать…» (Ольга Колпакова «Как Бука ушла из дома») В таких высказываниях имитируется взрослая форма речи (рассуждение), но наполнены они исключительно детским содержанием. Это несоответствие и есть словесный капкан: ведь внешне вроде всё убедительно, чётко, понятно. Иногда ребячьи манипуляции действуют как бумеранг: маленькие обвиняют больших на основании их же властных полномочий, права повелевать и распоряжаться. В такие моменты детская мысль-речь совершает смысловое сальто или кувырок через голову: раз ты взрослый – вот и неси ответственность за ВСЁ, в том числе и за мои ошибки, промахи, неудачи… «Бука наклонила бутылку с водой к кактусу и нечаянно укололась. Бука и без того была насупленная, а тут так рассердилась не на шутку. – Это всё из-за тебя, бабулька! Ты мне велела цветы поливать! Вечно мне приказываешь!» (Ольга Колпакова «Как Бука рассердилась») Дети управляют взрослыми и с помощью отзеркаливания их речи – в нужный момент умело подыгрывают, имитируют словесные штампы и клише, воспроизводят подслушанные фразы. В результате наши строгость и высокомерие сменяются растерянностью либо умилением. Замечательный образчик такой стратегии – в романе Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». «Как-то раз мы смотрели фильм про любовь. – Что ты смотришь? Что ты можешь тут понять?! – спросила бабушка. Я решил что-нибудь „загнуть“ и ответил: – Всё понимаю. Оборвалася ниточка любви. Говоря эту фразу, знал, что „выдаю“, но не ожидал, что бабушка расплачется от умиления и целую неделю будет рассказывать потом о моих словах знакомым. – Думала, дурачок маленький, зря пялится, а он в двух словах суть высказал. Оборвалася ниточка любви. Надо же так… С тех пор бабушка разрешала мне смотреть допоздна даже двухсерийные фильмы, но высказывать в двух словах их суть я больше не решался». Правда, чаще словесное отзеркаливание носит не творческий, а механический характер. Так, на стандартный упрёк или нудную нотацию ребёнок отвечает формальной же отговоркой («Не знаю!»; «Я нечаянно!»), пустым обещанием («Больше не буду!») или демонстрацией непонимания («А я не понял!»). Порой это выглядит столь же комично, сколь и бесперспективно в воспитательном плане. «– Как тебе не стыдно! Зачем ты обижаешь девочек? – спрашивала Зинаида Фёдоровна Алёшу. – А я забыл, что нельзя, – отвечал он. – Я больше не буду. Но на самом деле Алёша только обещал, что не будет, и всё повторялось сначала». (Сергей Баруздин «Берегите свои косы») * * * «– Ты зачем закладывал ногу на Рыжика! – негодующе воскликнула воспитательница… – А чего он лежит, как мёртвый! – отозвался Комаров. – Зачем ты кидал песок в глаза товарищам? – Кто кидал? Я его сеял. Это ветер». (Юрий Нагибин «Комаров») * * * «– Ася! – говорит ей мама по дороге домой. – Я тебе сколько раз говорила, что нельзя убегать? Почему ты опять убежала? – Не знаю, – говорит Ася механически. – Что мне с тобой делать? – Не знаю, – говорит Ася искренне». (Ирина Лукьянова «Стеклянный шарик») Правда, здесь возникает весьма тонкий вопрос: насколько адекватно ребёнок понимает обращённую к нему речь взрослого? В каждой подобной ситуации остаётся «зазор» между словом и смыслом: вправду забыл, на самом деле не понял, действительно сделал нечаянно – или ловко исхитрился и вовремя «включил дурачка»? Этот понятийный зазор – как маленькая щёлочка, сквозь которую иррациональное детство просачивается в рациональную взрослость. А ответы на такие вопросы порой возможны лишь спустя годы – проверкой служит только время… Вот одно из ярких детских воспоминаний писателя Викентия Вересаева – «единственный случай, когда его выпороли». «Однажды вечером папе и маме нужно было куда-то уехать. Папа позвал меня, подвёл к цветку, показал его и сказал: – Видишь, вот цветок? Не смей не только трогать его, а и близко не подходи. Если он сломается, мне будет очень неприятно. Понял? – Понял. Поздно вечером они воротились, и папа сейчас же пошёл с фонарём в сад взглянуть на цветок. Цветка не было! Ничего от него не осталось, – только ямка и кучка земли. Наутро мне допрос: – Где цветок? – Я его пересадил. – Как пересадил?! – Ты же мне вчера сам велел. И я показал, куда пересадил. Пересадил, конечно, подрезав все корни, и цветок уже завял. Такое явное и наглое неповиновение моё, – «ведь нарочно приводил тебя к цветку, просил!» – заставило папу преодолеть его отвращение к розге, и он высек меня. Самого наказания, боли от него, я не помню. Но ясно помню, как после наказания сидел на кровати, захлёбываясь слезами и рёвом, охваченный ощущением огромной, чудовищной несправедливости, совершённой надо мною. Утверждаю решительно и определённо: я понял папу именно так, что он мне поручил пересадить цветок. И я очень был польщён его доверием и совершил пересадку со всею тщательностью, на какую был способен». Столь развёрнутое описание ситуации – неспроста, не ради пустого интереса. Посмотрим повнимательнее, КАК здесь передана речь отца: его слова приводятся не дословно (позабылись за давностью лет), а как бы заново моделируются, воссоздаются повзрослевшим сыном. Большой Викентий формулирует приказ точно так же, как если бы сам отдавал его маленькому Вите. Потому-то отцовские слова и кажутся нам абсолютно ясными, недвусмысленными, не допускающими превратного истолкования. |