Онлайн книга «Странствие Кукши за тридевять морей»
|
Деревни по дороге редки. Жители смотрят на путников хмуро и настороженно: неизвестно, что это за люди, куда и зачем плывут, что у них на уме – доброе или худое. Однако, когда до Кукши, усталого от бечевы, ветер доносит петушиное пенье, ему слышится привет из родных Домовичей, словно они где-то рядом, и для него нет на свете милее звука, и хмурые жители, несмотря на их неприветливость, кажутся ему родными. Начинает смеркаться. В береговых зарослях над тихой водой раздается оглушительное щелканье. Это запевает соловей. За ним другой… Третий… Милые, родные соловьи!.. Но, раз запели соловьи, значит, пора выбирал место для ночлега. А приближаясь к берегу, слышишь уже другое пение, не петушиное и не соловьиное, – это запевают комары… Милые, родные комары! На другой день по правую руку от гребцов открывается устье какого-то притока. Неужто Тихвина?.. У Кукши перехватывает дыхание… Да, да, конечно, это Тихвина!.. Тихвина!.. Какое сладкое слово! И вот корабли уже идут по его родной реке. Все здесь неизъяснимо радует взор – берестяные поплавки сетей, извещающие о близости деревни, заросли ивы, ольхи, рябины и черемухи, нависшие над водой, – все цветет и все такое родное! А запах тихвинской черемухи – разве с ним может что-нибудь сравниться! Удивительно сердце человеческое: как будто берестяные поплавки и прибрежные заросли на Днепре или на Волхове не такие же, как здесь, а цветущая черемуха где-нибудь пахнет иначе! Начинаются высокие меловые обрывы, наверху виднеются сосны, прямые, как натянутые струны. До чего они красивы! А ведь прежде он этого не замечал… Надо было обойти полсвета, побывать в Норвегии, в Испании, в Царстве франков, в Италии, в Царьграде, чтобы понять, как прекрасна родная Тихвина… Приближается тот самый кипящий порог, в ледяную воду которого он прыгнул, спасаясь от разъяренного Свана. С Шульгой и другими спутниками он тащит корабль через этот последний в его долгом странствии порог, который можно назвать порогом родного дома… Вода так же холодна, как и в ту далекую весну. Пройдя порог, корабельщики снова садятся на весла. Ветер доносит отдаленное петушиное пенье. На сей раз это и вправду привет из родной деревни. Конечно же, Кукше кажется, будто здесь и петухи поют не совсем так, как в других местах – их пенье явственно пахнет дымом и свежеиспеченным хлебом. На правом берегу виднеется несколько лодок, вытащенных на песок. Корабли поворачивают туда. Раньше, чем они с разбегу въедут носами на береговую полосу, Кукша прыгает из корабля и бежит вверх по откосу. Сердце вот-вот выскочит из груди – то ли от волнения, то ли от чересчур поспешного преодоления крутизны. Через несколько мгновений он наверху. Перед ним наконец родные Домовичи. И первая мысль: какое здесь все маленькое – и дома, и скотные дворы, и житницы, и мовни, и сама деревня! Но ведь Кукша понимает, что за время его странствий ни дома, ни житницы, ни сама деревня не стали меньше, на деле-то здесь мало что изменилось… Значит, что-то изменилось в нем самом? Неподалеку играют белоголовые ребятишки. Их головы среди нескошенной прошлогодней травы кажутся большими одуванчиками. Эти ребятишки родились уже после того, как он покинул Домовичи. Увидев чужого, ребятишки вскакивают и мчатся к деревне. Маленькие мгновенно отстают от больших и громко ревут. Некоторые из старших мужественно возвращаются и тащат маленьких за собой, не обращая внимания, успевают ли они переставлять ноги. В отчаянии Кукша кричит им вслед: – Не бойтесь, я Кукша! Пропавший Кукша! На смену им из-за мовницы появляется белобрысый отрок с пращой, не теряя времени, он разматывает ее и закладывает в кожаное донце увесистый камень. Каков привет из далекого отрочества! Кукша готов заплакать от счастья… Он поднимает руки и кричит: – Не убивай меня! Я Кукша, пропавший Кукша! Как видно, отрок что-то слышал о каком-то пропавшем Кукше. Он кричит в ответ: – А ты не врешь? – Истинная правда! – отвечает Кукша, выдергивает из ножен меч, отбрасывает его в сторону и показывает пустые руки, призывая поверить, что у него нет дурных намерений. Увидев поднимающихся с берега вооруженных людей, отрок снова настораживается, но появление молодой женщины с ребенком на руках окончательно успокаивает его. Кукша хочет спросить о матери, но ему мешает страх: вдруг ее уже нет на свете? Наконец он все-таки решается: – Скажи-ка… Жива ли моя мать Ельца? От его родного дома, подобрав долгий подол рубахи, бежит женщина. – Да вон она! – отвечает отрок. – Это моя бабка! – Кукша, сынок! – только и может вымолвить Ельца. Обняв его, она кладет голову ему на грудь и вздрагивает от безмолвных рыданий. Ее застиранный повойник у него под подбородком. Какая она маленькая! А ведь Кукша не так уж высок ростом… Ельца поднимает лицо, вглядывается в него заплаканными глазами. – Да ты ли это, родной? – Я, матушка, я! – И ты… не сгинешь снова? – Нет, матушка, больше мы никогда не расстанемся! Их окружают домовичи и Кукшины спутники. – Смотрите, люди, – говорит Ельца, – я его похоронила, а он воротился! Не забыл своей матери! Взгляд ее задерживается на молоденькой золотоволосой женщине с черноглазым ребенком на руках. – Это Кручина, – говорит Кукша, – твоя новая дочь, она будет жить с нами. Позволишь? – Да уж позволю, – усмехается Ельца сквозь слезы, – как не позволить! И поворачивается к Кручине: – Ты его так держишь, точно боишься, что я отниму! Дашь подержать-то? Кручина протягивает ей Вороненка. – Как зовут? – спрашивает Ельца, любуясь младенцем. – Андрей, – отвечает Кукша. – Ну и ладно, – говорит она, – Ондрей так Ондрей! И добавляет, обращаясь к соседкам: – Вылитый Кукша! Три дня продолжается пир, возвращение Кукши празднуют всей деревней. Вместе с домовичами празднуют и Шульга со Страшком и вся его дружина. Торговые люди, как известно, всегда спешат, перед ними неизменная дальняя дорога но ради такого случая дорога может и подождать. А на четвертый день рано утром вся деревня выходит провожать Шульгу и Страшка с товарищами. Прежде, чем прыгнуть в корабль, Страшко разматывает тряпицу и протягивает Кручине золотоволосую греческую девку. – Это тебе на память о сестрице! Корабли скрываются за лесистым рогом, и все домовичи возвращаются к прерванным делам. У Кукши тоже дел по горло. Дом столько лет был без хозяина, надо все проверить, починить и наладить, перво-наперво конскую упряжь, соху и борону. И посмотреть, не прохудилась ли та старая лубяная севалка [226]. Пора сеять жито. |