Книга Булат, страница 19 – Кирилл Кириллов

Вот в чем дело-то! Прям как везде в этом мире. Придет какой-нибудь негодяй в деревню, скажет – платите мне дань, чтоб я вас от других негодяев защищал. А потом, глядишь, и не разбойник он уже, а какой-нибудь Карла Первый или Мухаммад луноликий и солнцеподобный.

– А не убить ли тебя до смерти? – спросил купец хорька, угрожающе сдвинул брови.

– А успеешь до того, как он подойдет? – человечек кивнул головой в сторону воина, заметившего неладное и поспешившего к спорщикам. Похоже, конвоирам платили с головы рекрутов и каждая смерть в дороге снижала заработок. – Да и все равно, обыщут тебя потом, книжицу найдут и все, – он выразительно провел ребром ладони по горлу. – А если они тебя жизни не лишат, то товарищи мои помогут ночь не пережить, – он усмехнулся, обнажив в оскале гнилые зубы.

– Ладно, шайтан тебя побери, – пробормотал Афанасий. – Будет тебе рис.

– И про лепешку не забудь. И, кстати, не поминают гератцы шайтана. Аджина ^[12] у них злой дух, – улыбнулся человечек и, донельзя довольный собой, отошел в сторону, подальше от приближающегося воина.

– Что тут у вас? – спросил тот, нависнув над Афанасием и испуганно прижавшимся к ноге купца бедолагой.

– Ничего, – пожал плечами купец. – Разговаривали.

– Смотри у меня, – воин погрозил ему плетью.

– Им вон скажи, – Афанасий мотнул головой в сторону отошедшего человечка.

Воин внимательно посмотрел в горящие холодной злобой глаза Афанасия, сплюнул и тоже отошел. Купец же вновь погрузился в невеселые думы.

Что ж за природа такая человеческая? Только дай возможность, урвут не только свое, а еще и часть чужого. Причем не работой в напряжении сил, не умом, а хитростью, изворотливостью. Костьми лягут за чужой кусок, хотя честным трудом могли бы в два раза больше заработать, а то и в три. И все такие, все. И русы, и татаре, и хорасанцы, и индусы. И иные народы восточные. Не могут, как пруссы или ливонцы, от заката до рассвета работать, спины не разгибая. Хотя это они ведь дома такие работящие, пока на своей земле. А как в чужой оказываются, так грабить всех начинают. Отбирают последнее, обсчитывают почем зря.

Размышления его прервала команда на сбор.

Цепляясь за стволик, Афанасий поднялся и поковылял к дороге. Мимо пробежал похожий на хорька человек, поравнявшись с купцом, сделал недвусмысленный жест, не забудь, мол. Ужо не забуду, зло подумал Афанасий, плюну в рис, прежде чем тебе отдать, а может, и чего похуже.

Орудуя кулаками, древками копий и ножнами сабель, воины построили рекрутов в колонну и погнали дальше на юго-восток. Бедолага прибился к Афанасию и побежал рядом, как собака. К счастью, был он не вовсе беспомощен – и водой запасался, где мог, и еду свою не просыпал, ел исправно, и шел ровно, не падал, ни к кому не цеплялся, в падучей не бился. О том, что не в себе он, говорил только бегающий взгляд да пузырьки слюны, иногда выступающие в уголках рта. Авось оклемается, думал купец. Дай ему Бог, человек-то вроде незлобивый.

С каждым шагом все заметнее становились следы войны. Брошенные деревни, в коих не осталось ни рисового зернышка, ни завалящего цыпленка, сменялись деревнями полуразрушенными, а после и вовсе стали попадаться одни пепелища. Покойников никто не сжигал по местному обычаю, потому валялись они повсюду, раздувшиеся от жары. Мухи и падальщики из птичьего и звериного племени облепляли их сплошным ковром. Вонь стояла невыносимая. Воду приходилось беречь, ибо миазмы от гниющих трупов отравили все вокруг.

Как-то вечером, когда новобранцам в очередной раз раздали сушеные лепешки и по полпригоршни риса на свернутом в кулек листе, человек-хорек подошел снова.

– Где же обещанная еда? – спросил он раздраженно.

– Чо? – Афанасий утер бороду от налипших рисинок, отложил лист с остатками трапезы и вытер руки о порты. – А-а-а-а, еда-то… – за тяготами похода он и забыл о том разговоре.

– Ага, – передразнил его Хорек. – Если ты с нами так, теперь будешь отдавать целую лепешку. Понял?!

– Как не понять, – пробормотал Афанасий, которого взяло нешуточное зло. – На вот, возьми, что осталось, – он указал пальцем на половинку лепешки, лежащую рядом на плоском камне. – И риса вот тоже. – Он отсыпал добрую пригоршню из свернутого листа прямо на сухой, пресный хлеб. Хорек протянул лапки к еде.

На затылок его легла железная ладонь Афанасия. Придавила к камню, повозила по его неровной поверхности, втирая в свежие царапины рис, обильно сдобренный пряностями, которые наверняка тут же стали щипать кожу. Хорек взвизгнул.

– Как следует ешь, от пуза, – приговаривал купец, возя разбойника лицом по камню, пока не хрустнул нос и не затрещали зубы. – Наелся? Или, может, добавочки хочешь?

Разбойник замахал руками, ему было так больно, что он даже мычать толком не мог.

– То-то, – Афанасий отшвырнул его в кусты. – Иди и своим передай, ежели еще кого из компании вашей рядом увижу, точно убью. А ежели к воинам с доносом кто побежит, так… Все одно убью. Понял?

Хорек вытащил из-за пазухи похожий на шило нож и кинулся на Афанасия. Тот легко поймал его руку и чуть повернул. Запястье хрустнуло, разбойник вскрикнул, нож, блеснув рыбкой, исчез в высокой траве. Сильный удар по ребрам опрокинул хорька на спину.

– И скажи спасибо… – не договорив, купец махнул рукой – мол, пошел вон.

Хорек не заставил просить себя второй раз. Прижимая руку к груди, он на четвереньках пополз к своим.

Воин с плетью сунулся было на шум, но, увидев, что разнимать уже некого, удалился.

– Вот черт, – почесал в затылке купец. – И как же спать-то теперь?

Бедолага подошел, сел рядом, словно пес. Показал рукой – ложись, мол, спи спокойно, я покараулю.

– Да? Ну ладно, только не засни смотри, а то обоим не жить, – сказал ему Афанасий. – Меня-то, боюсь, все равно сморит, так что лучше я щас, пока еще они планов злокозненных не придумали. А позже сменю тебя. Лады?

Бедолага кивнул.

– Ну, смотри, – купец улегся, подложив под голову кулак и, уже засыпая, порадовался, что оттаивает человек. В себя приходит.

На утро он к вящей своей радости проснулся живым. На другое тоже. И на третье. А на четвертое стали слышны далекие раскаты грома, днем превратившиеся в грохот пушечной канонады. К вечеру потянуло гарью, а над верхушками вековых деревьев поднялись столбы дыма. Огонь озарял стремительно темнеющее небо.

Наконец объявили привал.

Отряд переночевал на лесной полянке, а с первыми лучами солнца воины разбудили понурых рекрутов и, не дав умыться, погнали дальше. Взойдя на высокий безлесный холм, Афанасий наконец узрел, кого жгли и в кого стреляли.

В раскинувшейся между двумя невысокими горами долине был выстроен город с высокими стенами. Углы крепости венчали высокие башни. Коричневая лента мутной илистой реки исчезала в специальном проходе с одной стороны города и появлялась с другой, изливаясь в ров. Именно этот город, несомненно индийский, и брали приступом хорасанские военачальники.