Книга Хищник. В 2 томах. Том 1. Воин без имени, страница 107 – Гэри Дженнингс

— Не надо ничего вычурного, — сказал я, обрадованный, что болтовня портного просветила меня. — Никаких цветов, никаких узоров. Я предпочитаю материю без всяких украшений и естественных цветов — белого, темно-желтого, серовато-коричневого, ну, словом, что-нибудь в этом духе.

Портной радостно захлопал в ладоши.

— Euax! ^[172] Вот речи человека с безупречным вкусом! Я понимаю ход ваших рассуждений, clarissimus. Сама природа не сделала эти ткани кричащими, с какой же стати людям исправлять ее? Поверьте мне: сама простота ваших нарядов заставит вас выделяться в любой компании в гораздо большей степени, чем если бы вы разоделись, как павлин.

Я подозревал, что портной просто льстит мне, но, похоже, это было не так. Когда впоследствии я надевал все эти наряды на званые вечера, несколько выдающихся и умных людей, гораздо более умных и знатных, чем я сам, осыпа́ли меня искренними комплиментами, восторгаясь моим безупречным вкусом в одежде.

Этот маленький эпизод с портным оказался для меня ценным уроком: следует держать рот на замке, когда сталкиваешься с чем-либо, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Помалкивая, я не мог обнаружить своего невежества в том или ином вопросе. Если же я молчал долгое время, то рано или поздно непременно находил где-нибудь намек относительно сути неизвестного мне предмета.

Когда я из осторожности помалкивал, скрывая свое невежество под показным равнодушием к речам, я не только избегал тем самым неловких ситуаций, но иной раз дело оборачивалось так, что остальные даже начинали считать меня умнее прочих. Однажды вечером, после званого ужина у престарелого и весьма толстого префекта Виндобоны Маециуса (женщины ушли к себе, а мы, мужчины, принялись за вино), в триклиниум проскользнул гонец и скромно вручил хозяину дома какое-то послание. Префект прочитал его, а затем прокашлялся, чтобы привлечь внимание. Все перестали разговаривать и повернулись к нему.

Маециус торжественно произнес:

— Друзья и граждане Римской империи, я должен объявить вам потрясающую новость. Этот гонец спешно прибыл от моих агентов из Равенны, поэтому вы можете услышать ее задолго до того, как сюда дойдут официальные известия. А новость такова: Олибрий мертв.

Раздался хор изумленных восклицаний:

— Что? Теперь и Олибрий?

— Отчего он умер?

— Еще одно убийство?

Я не произнес ни слова, хотя мне очень хотелось спросить: «Кто, черт возьми, этот Олибрий?» Я лишь презрительно фыркнул и сделал глоток вина.

— На этот раз никакого убийства, — сказал Маециус. — Император умер от водянки.

И снова хор голосов забормотал:

— Ну, по крайней мере, огромное облегчение это услышать.

— Однако такая смерть достойна крестьянина, а не императора.

— Остается только гадать, кто будет следующим?

До эпизода с портным я мог бы опрометчиво заметить: «Но я думал, что в Риме сейчас правит Анфемий!» Однако сейчас я просто сделал очередной глоток вина.

Префект громко повторил последний вопрос:

— Кто будет следующим? Полагаю, вы спрашиваете светлейшего молодого Торнарикуса, хотя я подозреваю, что он не скажет. Посмотрите на него, друзья! Среди нас всех только он один, кажется, ни удивлен, ни потрясен этой новостью.

Все в триклиниуме повернулись и уставились на меня. Мне оставалось только так же вежливо посмотреть на них. При этом я старался сохранять вид невозмутимый и даже равнодушный.

— Вы когда-нибудь видели подобную невинность? — обратился Маециус ко всем собравшимся в большой комнате. — Вот сидит молодой человек, который обладает секретными данными! — Но его тон был скорее не обвиняющим, а восхищенным, да и все прочие тоже смотрели на меня с восторгом.

Префект продолжил:

— Вот я, назначенный на свой пост самим императором, и что знаю я? Только то, что в июле император Анфемий был убит самым ужасным образом и по наущению собственного приемного сына, того самого человека, который посадил его на трон, Рикимера Делателя Королей. А ровно через сорок дней скончался и сам Рикимер, якобы естественной смертью. После чего другая его марионетка, Олибрий, начинает управлять Западной империей. И вот теперь, всего лишь два месяца спустя после вступления на трон, умер и Олибрий. Давай, Торнарикус. Скажи нам правду. Я уверен, что ты знаешь, кто станет нашим следующим императором и надолго ли.

— Скажи нам, — пристали ко мне и остальные. — Пожалуйста, Торнарикус.

— Но я не могу, — ответил я с улыбкой, от которой не мог удержаться: уж очень забавно все это выглядело.

— Вот! Разве я не говорил? — весело воскликнул Маециус. — Те из вас, кто претендует на то, чтобы слыть деловыми людьми, берите пример с Торнарикуса. Человеку, который умеет хранить секреты, их доверят. Но, во имя священной реки Стикс, хотелось бы мне иметь такие же источники информации, как у тебя, молодой Торнарикус! Кто твои агенты? Могу я перекупить их у тебя?

— Послушай, Торнарикус, — сказал кто-то из городских старейшин, — если ты не хочешь назвать имя преемника Олибрия, не мог бы ты хотя бы намекнуть, чего нам ждать из Равенны в ближайшем будущем? Беспорядки? А может, стихийные бедствия? Скажи нам правду.

— Я не могу, — снова повторил я. — Потому что и сам не знаю о том, что происходит в Равенне. И не только в Равенне.

Я услышал вокруг себя шепот:

— Он знает, но ни за что не скажет.

— Еще, заметьте, он не исключил ни беспорядков, ни стихийных бедствий.

— И не только в Равенне, говорит он.

Таким образом, когда наконец три недели спустя до Виндобоны дошли новости, что произошло самое сильное за последние четыреста лет извержение вулкана Везувий, мои знакомые начали смотреть на меня с неизмеримо бо́льшим уважением, с настоящим благоговением. Все согласились, что я всеведущ не только в делах государственных, но и в том, что известно лишь богам.

С той поры ко мне часто обращались за советом — как в гостиных, так и на улицах города. То один, то другой богатый человек спрашивал, разумно или нет вкладывать деньги в тот или иной товар; то одна, то другая матрона интересовалась, что я думаю по поводу последней рекомендации, которую дал ей астролог… Время от времени молодые люди советовались со мной по поводу своей работы, а юные девушки просили выяснить, что думают их родители относительно их воздыхателей.

Но я отказывал им всем: равным себе по положению — вежливо, стоящим ниже меня — холодно. Но именно таким образом, неизменно помалкивая относительно тех вещей, о которых я не имел ни малейшего представления, я и заслужил репутацию человека сведущего и дальновидного.

Хотя Виндобона и считалась весьма процветающим городом, все люди здесь жили по-разному. Признаться, я сначала был удивлен, когда узнал, кто из жителей считается тут наиболее уважаемым, но вскоре обнаружил, что так же обстоит дело и по всей империи. Сами по себе богатство или хорошие манеры ничего не значили. Так, я однажды услышал, как представитель местных herizogo Саннья заявил: