Книга Прекрасная Габриэль, страница 127 – Огюст Маке

Мария Туше приняла вид еще более отчаянный.

— Э! Господа, даже это средство нельзя употребить, — сказала она.

— Почему же? — спросили оба графа.

— Потому что ла Раме знает это средство, знает его хорошо.

— Он знает, что вы хотите его убить? Вы ему объявили?

— Я забыла вам сказать, — пролепетала Мария Туше, — что в двух гибельных обстоятельствах, о которых я вам сообщала, этот ла Раме нам помогал.

— Как! — вскричал граф Овернский. — Гугенотский паж и нормандский дворянин… оба… — Его движение докончило фразу.

— Да, — скромно сказала мать.

— Смерть моей жизни! — прошептал молодой человек, с восторгом смотря на семейную картину, представившуюся его глазам. — Вы прекрасно устраиваете дела, милостивые государыни.

— Все для чести, — возразила Мария Туше выразительно.

Д’Антраг вертелся, как змея на горячих угольях.

— Я понимаю, — продолжал граф после минутного размышления.

— Что этот ла Раме не доверяет. Он знает ваш образ действия, черт побери! Но у вас опасный противник.

Мария Туше подняла глаза к небу.

— Такой опасный, — продолжал граф, охлаждаясь заметно, — что я не очень ясно вижу исхода из подобной борьбы.

— Ба! — вскричал д’Антраг. — Как ни доверяешь смерти, как ни знаешь своих врагов, а все равно придется пасть.

— Это не мое мнение, месье д’Антраг, и клянусь вам, что если бы я не доверял кому-нибудь, как ла Раме не должен доверять этим дамам, этот кто-нибудь убил бы меня.

— Что же вы сделали бы, позвольте спросить?

— Во-первых, я не приехал бы сам за моей невестой в ее дом. Я призвал бы ее запиской в капеллу, где я должен с ней венчаться, и она должна была бы приехать. Так что если меня убьют, так, по крайней мере, после свадьбы. И поверьте, это сделает ла Раме.

— Он сказал, что он придет, — прошептала Анриэтта.

— Он сказал, а сделает так, как я вам говорю.

— Но Анриэтта не поедет в эту капеллу, — вскричал д’Антраг, — и ла Раме должен будет приехать сам.

— О! когда так, сколько шуму, огласки, размена писем, и тайна разгласится, а я не стану вмешиваться в этот хаос.

— О, граф! — вскричали обе дамы, в глубоком отчаянии протягивая к графу умоляющие руки.

— Граф, не бросайте нас, — сказал д’Антраг смиренно.

— Непременно вас брошу! Что скажет король, узнав обо всей этой любви, о всех этих убийствах?

— Король не узнает ничего, — сказала Мария Туше, — если мы будем иметь вас руководителем и опорой. О, не доводите до крайности молодую девушку, более легкомысленную, чем виновную!

— Два человека убитых и третий осужден на смерть, какое легкомыслие!

— Для фамилии, граф, для вас самих помогите нам!

— А! для меня, это другое дело. Да, для меня, я не говорю, потому что я рискую компрометировать себя, и, сказать по правде, я вижу во всем этом деле интересным только себя самого. Но способ?

— Ла Раме придет, — сказала Анриэтта, — я ручаюсь за это; он меня любит и даже за цену своей жизни он не потеряет случая видеть меня. Притом он не думает, чтобы мы осмелились сказать вам правду; он думает, что мы без опоры и без средств.

— Это правда, потому что когда он умрет, я не могу помешать, чтобы тайна дошла до короля.

— Зачем его убивать? — сказала Анриэтта. — Он меня любит; говорю я вам, и увидев, что вы соединились с нами… Послушайте, граф, позволите ли вы мне, бедной недальновидной девушке, сообщить вам одну идею?

— Говорите, говорите! Ваша идея должна быть хороша. Знайте, что я с нынешнего дня буду иметь величайшее уважение к вашему уму.

— Посмотрим вашу идею, — сказал д’Антраг.

— Я осмелилась бы предложить, господа, чтобы вместо того, чтобы угрожать ла Раме, когда он придет, принять его вежливо; вместо того, чтобы приводить его в отчаяние, ему оказать доверие; вместо того, чтоб убивать, его удалить.

— Это очень благоразумно, — сказала колко Мария Туше, — но как его удалить?

— Я слышала, — прошептала Анриэтта, — что всякий брак, заключенный насильно, можно уничтожить; а уж тем более когда насилие было так явно, как в этом случае.

— Но, моя милая, — сказал граф с циническим смехом, — если вы выйдете замуж, воротить прошлого будет нельзя.

Анриэтта покраснела.

— Браком в капелле ла Раме довольствуется, — сказала она.

— Совсем не это ему нужно, — возразил граф, еще громче засмеявшись. — Черт побери! Я не довольствовался бы этим! Нет, совсем не это надо сделать.

— Послушаем, — сказал д’Антраг.

— Вы говорите, что он придет за вами, — продолжал молодой человек, — ни граф д’Антраг, ни я не выйдем. Будьте обе одни; сделайте вид, будто вы его ждали и приготовились.

— Хорошо, — прошептали три слушателя.

— Я пришлю к вам четырех гвардейцев, которые подхватят негодяя.

— Позвольте мне вас перебить, — сказала Мария Туше. — У него агенты спрятаны около нашего дома, шпионы, подстерегающие каждый наш шаг. Они увидят, как войдут гвардейцы, и не пустят ла Раме войти, а если он войдет, то будет борьба, а борьба — это шум и случайность, которая может быть неблагоприятна.

— Я пришлю двадцать, тридцать, пятьдесят гвардейцев, которые войдут в то время, когда ла Раме уже будет здесь и против которых ему нельзя будет сопротивляться. Дайте мне кончить. Он попробует сделать огласку, он будет обвинять. Тогда мы увидим. Этот ла Раме — протеже герцогини Монпансье, говорите вы, мы отправимся к герцогине Монпансье. Будет объяснение, но не брак.

— Я придумала лучший способ, — сказала Мария Туше.

— Посмотрим.

— Шпионы ла Раме на улице. Сделаем в стене, отделяющей нас от соседнего дома, пролом, в который войдут гвардейцы графа Овернского. Ла Раме слишком влюблен, для того чтобы не бояться смерти или чтоб не привязаться к жизни, если ему подадут надежду обладать Анриэттой. Гвардейцы графа Овернского займут наш дом через этот тайный проход. Они схватят ла Раме, когда он появится. Тот вдруг увидит себя лицом к лицу со смертью, со смертью бесполезной, и, может быть, пойдет на условия или, по крайней мере, даст нам возможность выиграть время.

— И притом, если его надо будет убить, его убьют, — сказал д’Антраг, — потому что, повторяю, когда он умрет, его доносы потеряют половину своей ценности.

— Вот это решено, — перебил граф Овернский. — Я пришлю людей. Но откуда они войдут?

— Отель отделен только домом от улицы Ванри; переодетые гвардейцы войдут через этот дом, хозяев которого предупредит граф д’Антраг. Пролом нашей стены будет сделан тотчас, если бы нам пришлось ломать его собственными руками.