Книга Сезон охоты на мужей, страница 37 – Дарья Калинина

— А если у вашего волка бешенство было? От него он свободно издохнуть мог.

— Да где же это видано, чтобы больное животное четыре поддона с пельменями схомячило в один присест? Известное дело, что больное животное, что человек, коли ему нездоровится, завсегда от еды отказывается.

— А намордник у вашего животного имелся?

— Кто же на лесного жителя намордник наденет?

— Значит, не было намордника, — с удовлетворением констатировали эти личности. — И прививки зверю не сделали? Да вас, бабушки, по большому счету и к административной ответственности привлечь можно. Штраф вам прямо сейчас выпишем. Хотите?

Штраф старушкам был совсем не нужен. Выйдя от молодого начальника в коридор, они совсем приуныли. Но полностью разочароваться бабушкам не позволил следователь Завирухин. Едва он увидел две сгорбленные фигурки, застывшие в позе отчаяния на стульчиках для посетителей, в нем все так и перевернулось. Завирухин был человеком добрым, он терпеть не мог, когда обижали старых или слабых. А тут налицо была явная обида.

Завирухин пригласил старушек к себе в кабинет. Внимательно их там выслушал и мысленно выругался. Как это он прошляпил такое важное обстоятельство?

— Получается, что не волка хотели отравить, а вас? Вы же для себя этот фарш припасли?

— Ясно, что для себя.

— Еще в своем уме, Нугзарку филеем кормить бы не стали.

— Значит, и заявление вы должны писать не об отравлении животного, а о покушении на вашу собственную жизнь. Понимаете? Волку вы должны быть благодарны, он себя не пожалел, а вам жизнь спас.

Бабушки оживились, почуяв, что дело сдвигается в их пользу.

— Только ты уж, милок, помоги нам это заявление составить. Глазами слабы стали. И не соображаем ничего.

— Я вам все объясню, но написать вы должны будете сами.

Старушки заявление совместными усилиями и под диктовку следователя накорябали, и тело прибывшего вместе со старушками Нугзарки было припрятано для отправки в лабораторию на экспертизу. Там и выяснилось, что содержащейся в мясе дозы крысиного яда было достаточно, чтобы отравить целый полк таких вот старушек.

— Что же это делается? Кому теперь верить? И откуда яд в мясо попал?

— Разберемся.

Вот и получалось, что на руках у следователя оказалось сразу три дела. Одно: об убийстве девицы Аксиньи из Залесья, чье тело было обнаружено на подворье у отца Анатолия. Второе: об исчезновении пары молодых людей, случившееся там же, в монастыре. И третье: о покушении на жизнь двух почтенных старушек, ниточки от которого также вели в монастырь, а оттуда и в поселение в Залесье.

Следователь Завирухин даже удивлялся втихомолку.

— Что за напасть? И там и там живут люди верующие. С такими не должно быть никаких хлопот, а на деле все наоборот получается.

Жизнь в монастыре пошла какая-то невеселая. От былого душевного покоя и радости почти ничего не осталось. Все ходили мрачные, размышляя о том, как же могло так получиться, что именно с ними случились все эти события.

— Чем мы прогневали Господа нашего? За что, Господи? Почему мы? Почему с нами?

Отец Анатолий, которому полагалось бы знать ответы, по большей части был теперь неразговорчив, что было на него совсем непохоже. Если с кем и общался, так только с матушкой Галиной и Игнатием, что возмущало даже матушку Анну, которую с таких совещаний выставляли за порог или отправляли с какой-нибудь надобностью подальше. Матушка старалась не показывать виду, до чего ей обидно, но губы у нее дрожали.

Одно было хорошо: Игнатий после возвращения из Залесья совсем присмирел. Если раньше он любил покочевряжиться и пошуметь, то теперь вел себя тише воды ниже травы. Выглядел он сосредоточенным и как будто бы что-то обдумывающим.

— Знать, пошла впрок наука горбуна, — посмеивались между собой девчонки. — Накормили Игнатушку досыта березовой-то кашей.

Сама Катя, хотя и прошло уже несколько дней, до сих пор не могла без содрогания вспомнить свой плен в доме у Феодора. Из монастыря девушка теперь никуда не выходила. Ей казалось, что только в монастыре с ней ничего не случится. Но и тут проклятый горбун чудился ей чуть ли не на каждом шагу. Особенно плохо стало после известия, что Феодора все-таки отпустили. Правда, под подписку о невыезде, но отпустили.

Тут уж Катюша ударилась в настоящую панику.

— Янка, Яночка, поехали домой.

— Перестань. Чего ты боишься? Днем горбун сюда и носа не сунет. А ночью уж и подавно. Ворота на запоре.

— Что с того, что ворота? — сомневалась Катюша. — А вдруг он какую-нибудь лазейку найдет? Через ограду перепрыгнет?

Яна единственная отмахивалась. Остальные девушки сначала стыдили Катюшу за малодушие и трусость, но потом как-то и сами призадумались. И начали сперва нерешительно, а потом все настойчивей тягать Янку. Но подруга и думать об этом не хотела.

— Еще не хватало! Не побегу я! А ты, Катя, заруби себе на носу, если Феодор здесь появится, он будет иметь дело со мной.

Но Катя не могла успокоиться даже после этого Янкиного обещания. Любой врач сказал бы, что у Кати сильный нервный стресс, который может вылечить только время. А пока что Катя ложилась в кровать со страхом, со страхом же и вставала. Особенно страшно было ей по ночам, если требовалось выйти из кельи. Когда рядом храпели девчонки, страх Катю не так уж сильно донимал. Особенно если окна были ею лично проверены, а двери заперты. Но вот когда нужно было выйти одной, Катюша отчаянно трусила. А уж поход во двор вызывал в Катюше настоящую волну паники.

В эту ночь ей приспичило выйти, а никто с ней не пошел. Все девчонки дрыхли, а на умоляющие просьбы Катюши лишь недовольно бурчали:

— Отстань! Не пойдем! Иди сама, не съедят тебя.

Катюша прямо готова была расплакаться. А еще подруги называются! Но делать нечего, живот скрутило так сильно, что пришлось идти хотя бы даже и одной. Для самозащиты Катюша вооружилась перцовым баллончиком, который позаимствовала у Веры из сумки, и пошла к входной двери. Но прежде чем выйти на крылечко, она приоткрыла дверь и предусмотрительно высунула на улицу лишь одну голову. В случае чего можно быстро спрятать обратно.

— Никого нет? — спросила Катюша и сама же себе ответила: — Никого!

Чуток успокоившись, Катя выдвинулась уже вся. Она добрела до туалетного домика, а потом так расхрабрилась от собственного героизма, что решила прогуляться по территории монастыря, чтобы уж раз и навсегда покончить со своими страхами.

— В самом деле, что я за трусиха такая? Сколько можно бояться этого типа? Он там у себя в Залесье, я тут в монастыре, между нами ничего нет и быть не может. Встретимся мы с ним на суде, не раньше. И то, если этот суд состоится.

А в этом были большие сомнения, поскольку все жители Залесья теперь дружно стояли на стороне дяди Феодора. Они клялись почем зря, что Катерину никто насильно в тереме не удерживал, что все это ее личные фантазии и что дядя Феодор все время был на виду, никуда и ни с кем не уединялся, а потому пусть Катерина засунет свои обвинения куда подальше.