Книга Муссон, страница 113 – Уилбур Смит

От этой мысли его лицо стало трагическим.

— Том, ты позаботишься, чтобы мне нашлось место в склепе? Я хотел бы лежать рядом с батюшкой и тремя женщинами, которых любил. Твой отец…

Он замолк, не в силах продолжать.

— До этого дня далеко, — заверил Том с отчаянием в голосе. — Нас еще ждет поиск. Мы ведь дали клятву. Мы должны искать Дориана. Тебе придется выздороветь и снова стать сильным.

Хэл с усилием прогнал дурное настроение.

— Конечно, ты прав. Хандра и нытье не помогут.

— Я приказал плотникам изготовить для тебя новые ноги. Из отличного английского дуба, — жизнерадостно сказал Том. — Ты поднимешься еще до того, как увидишь Хай-Уэлд.

Хэл как будто заинтересовался и стал вносить шутливые предложения.

— А нельзя снабдить их компасом и флюгером, чтобы облегчить навигацию?

Но, когда плотник ушел, Хэл опять помрачнел.

— Я никогда не смогу двигаться с этими бревнами вместо ног. Боюсь, тебе придется отправиться за Дорианом самому, Том.

Он поднял руку, пресекая возражения Тома.

— Но я сдержу слово. Помогу, чем смогу.

Две недели спустя, когда корабль лежал в дрейфе на краю ленивого Саргассова моря, на тридцатом градусе северной широты и шестидесятом градусе западной долготы, Том вошел во влажную духоту каюты отца и застал его лежащим на койке без движения. Кожа Хэла так обтянула кости черепа, тугая и желтая, словно пергамент, что он стал похож на египетскую мумию, которую один из предков Тома привез из Александрии. Сейчас мумия лежала в открытом саркофаге у дальней стены библиотеки в Хай-Уэлде. Том позвал доктора Рейнольдса и оставил отца на его попечение. Потом, не в силах выносить атмосферу каюты, поспешно поднялся на палубу и стал глубоко вдыхать теплый воздух.

— Неужели это плавание никогда не кончится? — посетовал он. — Если мы скоро не вернемся домой, он никогда уже не увидит Хай-Уэлд. Лишь бы ветер подогнал нас.

Он побежал к вантам грот-мачты и поднялся наверх, ни разу не остановившись, пока не добрался до клотика. Тут он повис, всматриваясь в горизонт на севере, смутный и туманный в бескрайнем море. Потом достал кинжал и вонзил его в ствол мачты. И оставил там, потому что Аболи учил его, что так можно вызвать ветер. Том начал насвистывать «Испанок», но это напомнило ему о Дориане, поэтому он перешел на «Зеленые рукава».

Все утро он свистом призывал ветер и еще до того, как солнце достигло зенита, посмотрел за корму.

Поверхность моря казалась полированным зеркалом, чью гладь нарушали только клубки саргассовых водорослей. Потом он увидел, как по сверкающей поверхности к ним быстро приближается полоска, поднятая ветром.

— Палуба! — крикнул он вниз. — Внезапный шквал! Прямо за кормой.

Сверху ему были видны крошечные фигуры вахтенных матросов, которые принялись убирать паруса, готовя корабль к шквалу. Ветер подхватил все четыре корабля эскадры и разметал их.

«Серафим» по-прежнему шел впереди, за ним «Йомен», «Минотавр» и грузная «Овечка». С этого дня дул постоянный западный ветер, не стихая даже на ночь.

Том оставил кинжал в мачте.

Они прошли в виду островов Силле у юго-западной оконечности Англии и окликнули первое за два месяца встреченное судно. Это была небольшая открытая рыбачья лодка с экипажем из трех человек.

— Какие новости? — спросил у рыбаков Том. — Мы уже восемнадцать месяцев без новостей.

— Война! — крикнули ему в ответ. — Война с Францией!

Том пригласил Эдварда Андерсона и остальных капитанов на срочный военный совет. Было бы трагедией в конце столь долгого плавания, у самого дома стать добычей французских каперов. У Хэла наступил редкий период улучшения — его сознание было достаточно ясным, чтобы он принял участие в обсуждении, поэтому Том собрал всех в кормовой каюте.

— У нас есть выбор, — сказал он. — Мы можем бросить якорь в Плимуте, а можем пройти по Каналу до устья Темзы.

Андерсон был за Плимут, но Нед Тайлер и Уил Уилсон предпочитали направиться в Лондон. Когда каждый высказал свое мнение, заговорил Том.

— Придя в Блэкуолл, мы можем сразу разгрузиться на складах Компании, и через несколько дней наши призы будут на аукционе. — В ожидании поддержки он взглянул на отца и, когда Хэл кивнул, продолжил: — А если пойдем в Плимут, можем застрять там бог весть насколько. Я предлагаю рискнуть встречей с французскими каперами и пройти по ветру к устью Темзы.

— Том прав. Чем скорей мы доставим груз, тем довольнее я буду, — сказал Хэл.

И вот, приведя экипажи в боевую готовность, зарядив пушки и удвоив количество впередсмотрящих, они вошли в Канал.

Дважды в последующие дни они замечали на кораблях без флагов незнакомые паруса, но похожие на французские. Том флагами подавал сигнал сомкнуться, и незнакомые корабли отворачивали, направляясь на восток, туда, где сразу за горизонтом лежал французский берег.

За два часа до рассвета они увидели первые огни на суше, а к полудню миновали Ширнесс. В зимних сумерках все четыре корабля встали в доках Компании на реке. Еще не успели спустить трап, как Том крикнул агенту Компании, ждавшему их на берегу:

— Передайте лорду Чайлдсу, что мы взяли большой приз. Пусть придет немедленно.

За два часа до полуночи карета Чайлдса (и два всадника, расчищавшие дорогу) с горящими фонарями влетела во двор верфи. Кучер остановил мчавшуюся галопом упряжку на краю причала, и Чайлдс едва не вывалился из кареты еще до того, как колеса перестали вращаться. Он бегом поднялся по трапу на «Серафим» — с раскрасневшимся лицом, в сдвинутом парике и с дергающимся от возбуждения ртом.

— Ты кто такой? — рявкнул он на Тома. — Где сэр Генри?

— Милорд, я сын сэра Генри Томас Кортни.

— Где твой отец, парень?

— Ждет вас внизу, милорд.

Чайлдс повернулся и показал на «Минотавр».

— Что это за корабль? Похож на нашего индийца, но я такого не знаю.

— Это старый «Минотавр», милорд, только заново покрашен.

— «Минотавр»? Вы отобрали его у пиратов? — Чайлдс не стал ждать ответа. — А тот корабль за ним? — Он показал на «Овечку». — Это что за корабль?

— Еще один приз, милорд. Голландский корабль с полным грузом китайского чая.

— Иисус любит тебя. Ты поистине приносишь благие вести, парень. Веди меня к отцу.

Хэл сидел в капитанском кресле, на его ноги, скрывая раны, был наброшен бархатный плащ. Он был в темном бархатном камзоле. На груди блестела золотом и драгоценными камнями эмблема ордена Святого Георгия и Священного Грааля. Хотя его лицо было смертельно бледным, а глаза глубоко ввалились, держался он прямо и гордо.

— Добро пожаловать на борт, милорд, — приветствовал он Чайлдса. — Прошу прощения за то, что не встаю, но я нездоров.