Книга Муссон, страница 23 – Уилбур Смит

Неожиданно Хэл осекся и наклонил голову. На палубе наверху происходило что-то необычное, раздавались шаги, звучали голоса и смех.

— Прошу прощения, джентльмены.

Он встал, быстро поднялся по трапу и осмотрелся.

Все свободные от вахты матросы собрались на палубе; казалось, сюда явился вообще весь экипаж. Все, запрокинув головы, смотрели на грот-мачту. Хэл посмотрел туда же.

Том сидел боком на грот-рее и подбадривал Дориана.

— Давай, Дорри. Не смотри вниз.

Дориан висел под ним на снастях грот-мачты. На мгновение Хэлу почудилось, что мальчик застыл на высоте в восемьдесят футов, но вот Дориан сдвинулся с места. Он сделал осторожный шаг вперед, потом ухватился за веревку над головой и сделал еще шаг.

— Вот так, Дорри! Давай дальше!

Гнев Хэла обострил страх за ребенка. «Нужно было высечь его, когда он впервые исполнил этот трюк на снастях», — подумал Хэл, подошел к рулю и достал из скобы рупор. Но прежде чем он поднес его ко рту и окликнул мальчиков, к нему подошел Аболи.

— Сейчас неразумно пугать их, Гандвейн. Дориану нужны обе руки и голова, чтобы справиться.

Хэл опустил рупор и затаил дыхание — Дориан, перебирая руками, шел по рее.

— Почему ты не остановил их, Аболи? — яростно спросил он.

— Они меня не спрашивали.

— Даже если бы спросили, ты бы разрешил, — упрекнул Хэл.

— По правде сказать, не знаю, — пожал плечами Аболи. — Каждый мальчик становится мужчиной по-своему и в свой срок. — Он продолжал смотреть на маленького мальчика на рее. — Дориан не боится.

— Откуда ты знаешь? — рявкнул Хэл вне себя от страха.

— Посмотри, как он держит голову. Последи за его руками и ногами, когда он перехватывается и переступает.

Хэл ничего не ответил. Он видел, что Аболи прав. Трус цепляется за веревки и закрывает глаза, его руки дрожат, и от него несет ужасом. Дориан двигался, высоко подняв голову и глядя вперед. Все на корабле не сводили с него глаз и напряженно молчали.

Том протянул брату руку.

— Почти на месте, Дорри!

Но Дориан не принял его руки — с видимым усилием он подтянулся и сел рядом с братом. Несколько мгновений он переводил дух, потом закинул голову и издал торжествующий крик.

Том покровительственно положил руку ему на плечо и обнял.

Даже на таком удалении от палубы видны были их сияющие лица.

Экипаж разразился приветственными криками. Дориан снял с головы шапку и помахал ею.

Они с Томом уже были любимцами экипажа.

— Он был готов, — сказал Аболи. — И доказал это.

— Мой Бог, да он же еще ребенок! Я запрещу ему подниматься на ванты! — взорвался Хэл.

— Скоро в бой, а мы с тобой оба знаем, что самое безопасное место для парня — марс на грот-мачте.

Истинная правда. Когда Хэл был в таком возрасте, его позиция по боевому расписанию всегда была на марсе, потому что стреляет враг по корпусу, а когда корабль берут на абордаж, тот, кто наверху, оказывается вне опасности.

Несколько дней спустя Хэл изменил расписание, поместив Тома и Дориана на время боев на марс.

Что делать с Гаем, он не знал — тот не проявлял ни малейшей склонности покинуть безопасность главной палубы. «Может, сделать его помощником лекаря в лазарете?» — подумал Хэл. Но вынесет ли Гай вид крови?

В полосе штиля ветер играл с ними. Через несколько дней он окончательно улегся, и море стало маслянисто спокойным.

Жара давила на корабль, дышалось с трудом, из всех пор выступал пот.

Те, кто находился на палубе, искали защиты от солнца в тени парусов. Иногда гладкую поверхность воды на горизонте словно трогала лапой кошка, легкий ветерок наполнял паруса и час или день нес корабль.

Когда ветер, капризный и непостоянный, снова стихал и корабль замирал на воде, Хэл проводил боевые учения экипажа. Упражнялись с огнестрельным оружием, вахта соревновалась с вахтой в быстроте: зарядить, выстрелить, снова зарядить. Стреляли из мушкетов, а мишенью служил брошенный за борт пустой бочонок.

Потом Хэл доставал из стоек абордажные сабли, и Аболи и Дэниел упражнялись с командой в фехтовании. Том вместе со всей вахтой участвовал в этих учениях, и Дэниел не раз просил его продемонстрировать остальным какой-нибудь прием.

Хэл подобрал лучших моряков — почти все они уже побывали в боях и были хорошо знакомы с пистолетами и саблями, абордажными пиками и топорами, умели обслуживать пушки. Через две-три недели он понял, что это лучший боевой экипаж, каким ему приходилось командовать. Моряков объединяло качество, которое Хэлу трудно было определить; Хэл не нашел для него лучшего слова, чем рвение. Они были точно охотничьи псы, почуявшие запах добычи, и он с радостью вел их в бой.

Они оставили Мадейру и Канарские острова далеко за восточным горизонтом, но корабль углублялся в полосу штиля, и его продвижение замедлялось. Иногда он целыми днями стоял на месте под безжизненно повисшими парусами, а поверхность океана вокруг была гладкой и блестящей, как будто ее полили маслом; виднелись только обрывки саргассовых водорослей и рябь — это летучие рыбы взлетали над поверхностью. Солнце жгло непрерывно и безжалостно.

Хэл знал, какие болезни могут обрушиться на экипаж в этих нездоровых широтах, как они могут подорвать жизненные силы и решимость моряков. Поэтому он не позволял своим людям погружаться в трясину уныния и скуки. Помимо ежедневных учений с оружием он организовал гонки с палубы до верха грот-мачты и обратно, каждая вахта выставляла свою команду. Даже Том и Дориан принимали участие в этих гонках — к писклявой радости «отродья Битти», как прозвал Том Агнес и Сару.

Хэл приказал плотникам и их помощникам на обоих кораблях подготовить весла и вставить их в уключины. Спустили шлюпки, и команда гребцов с «Серафима» состязалась с командой «Йомена»; шлюпки должны были дважды обогнуть дрейфующие корабли. Призом служила красная лента и дополнительная порция рома победителям. После первой гонки ленту привязали к бушприту «Серафима», и она, ставшая предметом гордости, постоянно переходила от корабля к кораблю.

Чтобы отметить очередную победу в гонке, Хэл пригласил Эдварда Андерсона отобедать с ним и с пассажирами в кормовой каюте. Подумав, он включил в число приглашенных и сыновей, чтобы добавить веселья, потому что мастер Уэлш предложил устроить после обеда концерт. Уэлш сыграет на флейте, Гай на цитре, а Дориан, обладатель замечательного голоса, споет.

Хэл подал лучший кларет, и обед получился шумным и веселым. Из-за такого количества гостей сидеть, а тем более переходить с места на место было почти негде, и когда наконец Хэл попросил тишины и предложил мастеру Уэлшу начинать, Том, которого нисколько не интересовала музыка, оказался оттесненным в самый угол каюты; за резной перегородкой, отделяющей ее от спальни отца, его никто не мог видеть.