Книга Меченый Маршал, страница 48 – Александр Трубников

— Нет.

— Рыцарь ли ты, либо сын рыцаря, или ты рыцарского происхождения по своему отцу, так, что ты должен и можешь стать рыцарем?

— Да.

— Рожден ли ты в законном браке?

— Да.

— Давал ли ты клятву либо обет, и носил ли накидку другого ордена?

— Нет.

— Есть ли у тебя женщина — жена либо невеста, либо помолвленная? говори правду, ибо, если ты солжешь, и тебя признают виновным, с тебя снимут накидку и подвергнут жестокому позору, а после тебя отошлют обратно к твоей жене.

— Нет.

— Есть ли у тебя долг, от которого Дом может пострадать? Ибо, если так, с тебя снимут накидку и подвергнут жестокому позору, и тебя отошлют к твоему кредитору.

— Нет.

— Есть ли у тебя какая-либо тайная болезнь?

— Нет.

— Священник ли ты, и имеешь ли духовный сан?

— Нет.

— Добрый брат, ты просишь о великом, ибо в нашем ордене ты видишь лишь внешнюю сторону. Ибо суть внешность то, что ты видишь у нас прекрасных коней и хорошее оружие, и хорошую пищу и питье, и красивые одежды, и кажется тебе, что легко тебе будет. Но ты не знаешь о суровых заповедях, что лежат в основе, ибо тяжело будет тебе, кто сейчас хозяин себе, стать слугой для других. Ибо вряд ли когда-нибудь еще ты будешь делать то, что хочешь: если захочешь ты пребывать в землях по эту сторону моря, пошлют тебя по другую; и если захочешь ты быть в Акре, пошлют тебя в земли Триполи или Антиохии, или Армении, либо пошлют тебя в Апулию, или на Сицилию, либо в Ломбардию или во Францию, либо в Бургундию или Англию, либо в другие земли, где есть наши Дома и владения; и если ты пожелаешь спать, тебя разбудят, а если ты пожелаешь бодрствовать, тебе прикажут лечь в постель?

— Да, я вытерплю их все ради Господа.

— Добрый брат, ты не должен просить общества Дома, чтобы иметь земли или богатства, ни чтобы иметь телесный отдых или честь. Но ты должен просить его по трем причинам: во-первых — отойти от грехов этого мира, во-вторых — служить Господу нашему, и, в-третьих, чтобы быть бедным и принимать наказания в этом мире, для спасения души. И с этой мыслью ты должен просить его. Желаешь ли ты быть отныне все дни своей жизни слугой и рабом Дома?

— Да, если это угодно Богу, сир.

— Желаешь ли ты отречься от своей воли на всю оставшуюся жизнь и делать то, что приказывает твой командор?

— Да, сир, если это угодно Богу.

— Сейчас выйди и помолись Господу нашему, чтобы Он наставил тебя — закончил вторую часть церемонии де Ла Рош.

Дмитрий отошел от алтаря в притвор. Навстречу ему шел Жак с перекошенным от волнения лицом.

Пока Дмитрий, в соответствии с ритуалом, «размышлял и колебался», магистр провел обряд с Жаком, и отправил его в притвор. Дмитрий снова возвратился к алтарю.

Де ла Рош задал присутствующим братьям вопрос: «Добрые господа, вы видите, что этот достойный человек имеет великое желание быть в обществе Дома, и говорит, что он желает быть все дни свои отныне, слугой и рабом Дома, и я сказал ранее, что если есть кто-то среди вас, кто знает о нем что-либо, из-за чего он не должен стать братом, он должен сказать об этом, ибо, после того как тот станет братом, ему не поверят».

Не дожидаясь от Капитула ответа, Магистр обратился к Дмитрию. Один из братьев поднес ему пергамент со словами клятвы, чернильницу и перо. Дмитрий поставил свою подпись — и не было там ни единого креста, который заменял подпись тем, кто не знал грамоты.

Затем из рядов братьев вышел брат-капеллан, и Дмитрий вслед за ним начал нараспев произносить слова клятвы: «Я, Дмитрий Солари, желаю и клянусь служить Уставу Рыцарей Христа и его рыцарству с Божьей помощью, во имя вечной жизни, и с этого дня мне не будет дозволено избавить жизнь свою от бремени Устава. И клятва моя о вступлении в Орден будет строго храниться. Я передаю этот документ в присутствии братьев, и своей рукой кладу его к подножию алтаря, что воздвигнут в честь всемогущего Господа и благословенной Девы Марии, и всех святых. Отныне я приношу обет послушания Господу и этому Дому, и обет жить без имущества и хранить целомудрие согласно наставлениям Папы, и строго придерживаться жизни братьев Дома Рыцарей Христа».

Затем он лег лицом вниз поперек алтаря и произнес:

— Прими меня, Господи, по слову твоему, и дай мне жизнь.

— И да не сокрушишь ты меня в моей надежде — продолжили хором братья.

— Господь есть свет мой, Господь есть защитник моей жизни. Господь, смилуйся над нами.

— Христос, смилуйся над нами, Господь, смилуйся над нами.

— Отче наш… — Дмитрий начал читать главную молитву тамплиеров. Его голос гулко отдавался от сводов церкви.

— И не введи нас в искушение — брат капеллан, завершил слова молитвы.

Брат драпиарий развернул перед Дмитрием белый плащ, а двое рыцарей помогли ему облачиться.

В это же самое время к клятве был приведен возвращенный из притвора Жак, и Дмитрий услышал его дрожащий юношеский голос: «Я, Жак де Молэ, желаю и клянусь…»

— Дмитрий, — из темноты дальнего предела вдруг раздался знакомый голос, — Дмитрий вздрогнул и сделал несколько шагов во мрак.

Голос Жака де Моле, читающего «Отче наш…» с каждым шагом становился все тише, а перед ним все четче вырисовывалась фигура в белом плаще. Это был де Фо. Дмитрий вздрогнул — морейского приора не должно было быть в Бургундии. Как и когда он появился в Боне?

Де Фо, властным движением руки подозвал Дмитрия к себе.

— Не ожидал меня здесь увидеть? — спросил он, — церемония посвящения еще не завершена. — Он поднял руку, в которой держал деревянное распятие — что ты видишь в этом образе?

— Господа нашего, Иисуса Христа — пожав плечами, ответил Дмитрий.

— Неправда, — ответил приор, и голос его приобрел металлические нотки, — не обманывай себя и меня. Ты же прекрасно знаешь, что Господь у нас в душе, а не в куске дерева. Если ты несешь Господа в себе — плюнь на этот фетиш для нищих духом.

— Это испытание, мессир? — с некоторой долей изумления спросил Дмитрий.

— Да, брат Дмитрий, это испытание для избранных, — ответил де Фо, — и если хочешь войти в круг посвященных, а не оставаться до конца своих дней простым воином-наемником, ты должен его пройти.

Перед внутренним взором Дмитрия промелькнула череда образов и картин: он причащается в Успенской церкви Печерской лавры, перед ним развертывается история легионера — Лонгиниуса, он в церкви селения Вази с отцом Дионисосом, копье, летящее в лицо де Ту, Анна, лежащая в гробу, а рядом с ней маленький батистовый сверток, злобный взгляд морейского князя.

В глазах Дмитрия сверкнул недобрый огонь. Окинув приора долгим оценивающим взглядом, он произнес одними губами: «Анна» — а затем коротко и жестко плюнул на распятие. При этом де Фо просиял, словно до конца не верил, что Дмитрий это сделает. Взгляды их разошлись.