Онлайн книга «Крестник Арамиса»
|
— Граф де ла Фер, скрывавшийся под этим именем во время войны, не смог пережить потерю друга. Он умер как дворянин и христианин. — А Портос? Тень пробежала по челу Арамиса. — Не спрашивайте меня о Портосе, — ответил он, отирая пот со лба. — Я отклонился от намеченного пути именно для того, чтобы преклонить колени у гранитной плиты, омываемой океаном, где почил во мраке этот титан доброты, чести и мужества. И еще для того, чтобы обнять его сына. — А! Так достойный Портос оставил сына!.. — Прекрасного и храброго малого, сильного и честного, которого за воинскую доблесть его величество сделал губернатором острова Бель-Иль и графом де Локмариа… Но поговорим же о вас, барон! Послушайте-ка, вы ведь сняли ратные доспехи? — По правде говоря, да. Оправившись от раны под Ла-Рошелью, я решил жениться и продолжить род. — И после никогда уже не служили при дворе? — А зачем, право? Пришел новый король. Люди, вещи — все изменилось. Я освободил место более молодым, более алчным и хитрым. — И счастливы вы, что стали их противоположностью? — Очень счастлив. Я научился смирять свои желания и довольствоваться тем малым, что имею. Здесь у нас считают богатыми тех, у кого есть рента в две тысячи экю в год, как у господина де Шато-Лансона, отца мадемуазель Вивианы. — Так, значит, есть мадемуазель Вивиана? — Издеваетесь, шевалье? — Нет, что вы! Восхищаюсь: лазурь ваших небес не замутнена ни малейшей тенью облаков… — По крайней мере, финансовыми бурями лазурь моих небес явно не омрачена. Но речь идет не обо мне, а о моем сыне Элионе. — О сыне? — Которому пошел двадцатый год; замечательный юноша: хорошие манеры, хорошие мысли и в данный момент чертовски влюблен. — Без сомнения, в эту мадемуазель де Шато-Лансон. — Угадали. И сейчас он гостит у нее, иначе я бы вам его представил. — Прекрасно! И что вы намереваетесь делать с этим взрослым мальчиком с отличными манерами, хорошими мыслями и чертовски влюбленным в данный момент? Барон дернул себя за подбородок, щипнул за нос и за ухо, поскольку он и сам задавал себе этот вопрос. — Вы коснулись, — вымолвил он, — моего самого больного места, и я хотел бы спросить у вас совета… — Пожалуйста, барон, пожалуйста… Мой опыт к вашим услугам. Так что же умеет делать ваш сын Элион? — Во-первых, — с некоторой болезненной гордостью отозвался барон, — он умеет твердо стоять на ногах и четко видит цель… — Это уже кое-что, — сказал собеседник с невозмутимым хладнокровием. — Согласны?.. — воскликнул довольный хозяин замка. — Прибавьте к этому то, что он стреляет из ружья, как мы с вами. А я, между прочим, приношу с охоты до двадцати бекасов. — Браво! — Он ездит без седла на самых строптивых лошадях. Каково? Право, мой сын искусный наездник! Настоящий наездник!.. — Великолепно. Сей талант пригодится ему в жизни. — Наконец, еще совсем малышом, едва ему исполнился год, он получил от меня маленькую шпагу и с тех пор ни единого дня не провел без занятий по фехтованию, упражняясь по несколько часов в день и делая отличные успехи… — Стремясь к совершенству… — Маленькая шпага превратилась в длинную рапиру, худые коленки — в пружины, рука обрела железную хватку, и ребенок стал таким молодцом, что может день напролет простоять на карауле, опираясь на левую ногу и держа правую руку у груди, — есть такой способ, который, между нами говоря, стоит любого другого. Арамис многозначительно покачал головой, однако тут же на бледном его лице появилась ирония. — Прекрасно, — сказал он. — Хочу сказать только одно, господин барон: думаю, что воспитание этого гения фехтования, охоты и езды верхом продолжалось, даже когда настало время учить его читать… — Как вы можете? Элион бегло читает и прекрасно пишет. Соседский кюре был его учителем. Есть даже некий Плутарх, которого он читает в оригинале, и некто Квинт Курций, которого он грозится перевести без подготовки. — Великолепно! Отдайте его мне! — Кого, позвольте?.. — Вашего сына. — Элиона? Зачем? — Сначала сделаю его своим секретарем. Экс-бригадир обиженно надул губы: — Черт возьми, но я протестую… Мы — дворяне шпаги! Арамис с сожалением взглянул на Эспландиана. — Барон, — сказал он, — клянусь, что дипломатическая карьера совсем не унижает человека. Жюссак принялся крутить усы. — Дипломатия? Возможно… Но иметь профессию, которой не понимаешь… Мне кажется, парень скорее полюбил бы мушкет, чем перо… — Он желает быть солдатом? — Боже мой, в армии скорее заработаешь тумаков, чем золотых луидоров. Но он вбил себе в голову, что это случай наколоть воинское звание на острие шпаги и добиться Вивианы! — Ну что ж, посмотрим, как молодой человек проявит себя в армии. Благородная кровь вряд ли обманет… — Да, но вы-то знаете, каково служить, если тебя не поддерживают при дворе… — Пустяки. Поручим его де Катина, де Вильяру или де Вандому… — Вы знакомы с этими знаменитыми военачальниками? — И не только с ними, но и еще кое с кем, чья помощь отнюдь не будет бесполезна нашему юному другу. Среди них, например, господин де Шамийяр… — Военный министр! — Мадам де Ментенон… — Настоящая королева Франции! — А отец Ле Теллье… — Новый духовник его величества! — А значит — король короля, — сказал Арамис твердо. Барон не успевал удивляться. Потом стало так тихо, что слышно было, как вдалеке звенят бубенцы, свистает кнут и грохочут колеса приближающейся кареты. Вошли Требюсьен и слуга путешественника. — Монсеньор, экипаж готов, — объявил последний. — Монсеньор! — повторил де Жюссак, подскочив в кресле. — Жду приказа вашего превосходительства, — подхватил слуга. Барон воздел руки. — Превосходительство!.. Чертовщина! Уж не сплю ли я? Гость положил руку ему на плечо. — Извините меня, Жюссак, — сказал он фамильярно-покровительственным тоном, — шевалье д’Эрбле, или, если вам угодно, бывший мушкетер Арамис, теперь герцог д’Аламеда, чрезвычайный посол его католического величества при правительстве Версаля; имею звание гранда и ожерелье. Каждое слово ударом молота отзывалось в голове де Жюссака. |