
Онлайн книга «Дмитрий Донской»
— Сергий благословил на сей подвиг ратный. Обоих. — А, это вы князю Дмитрию его грамоту привезли? — сообразил Семен. — Да. — Как Сергий мыслит, одолеем вражину? — Одолеем, — уверенно пробасил тот, кого все звали Пересветом. — Вон и у Осляби руки чешутся шею Мамайке свернуть. — У многих чешутся. Вы конные или пешие? — На конях. В Передовом полку. Они еще долго разговаривали, вспоминая то отца Сергия, то прежнее житье. И, как и всем, казалось, что лучше, чем было раньше, уж невозможно. Все ратники, ждавшие завтрашней битвы, вмиг забыли беды и несчастья прежних дней, обиды куда-то отступили, братались и те, кто два дня назад смотреть друг на друга не мог. Рязанцы прощали москвичам их разор, москвичи рязанцам, тверичи едва не обнимались с коломенцами, с которыми несколько лет назад бились друг против друга… Все пришедшие на это затерянное между Доном и Непрядвой поле вдруг стали единым целым — русскими! И было неважно, чей князь чьему удел разорил, чей град брали или жгли. Про самих князей даже забыли, ныне думалось только о том, что завтра защищать придется общую землю, общую свою православную веру против басурман проклятых! На берег Дона и Непрядвы пришли полки разных княжеств, а вышел из него русский народ! Правда, далось это единение страшной ценой. Есть списки погибших князей, бояр и воевод, они велики. Но нет списков погибших простых мужиков, что остались только в памяти своих родных, а еще в памяти потомков, как победители на ПОЛЕ КУЛИКОВОМ! Дмитрий не спал, он лежал, привычно закинув руки за голову, и думал. Но не о Евдокии и не о детях. Старательно гнал от себя мысли о любушке и малышах, нельзя сейчас. За ним вся Русь, Мамай другой попытки не даст, он уже по-настоящему зол на князя и на Москву. И в Орде темник гость нежеланный, туда тоже пути нет. Станет на Руси свою ставку делать. Что может быть для Руси хуже? Одно дело дань столько лет платить да подарки в Орду возить, и совсем другое — их каждый день перед собой видеть. А если полягут без толку полки на этом поле Куликовом, то и родных больше защитить некому будет. Верно ли поступает, все ли хорошо продумал? И снова князь вздыхал: а что тут думать? Думать вон Мамай не дает, нельзя допустить его войско на землю Русскую, даже на рязанскую, хотя князя Олега с ними нет, тоже нельзя. Вон какая силища за ним стоит, и не то важно, что много воинов Дмитрий сюда привел, а то, что все вместе встали за честь русскую. Потому и не мог князь дожидаться ордынцев у своих стен, должен был выйти далеко на Дон в чисто поле, биться с проклятыми на подходе к Руси, а не у себя дома. Нет, все верно сделано! Прошло Ордынское время, пришло Русское! И выстоять завтра должны! Не имеют права не выстоять! Не спала и Евдокия, она уже которую ночь проводила на коленях перед образами, но тут точно что-то почувствовала особое, в храм пошла ко всенощной. Завтра праздник большой — Рождество Богородицы, что же у княгини сердце тоской заходится? К стоящей на коленях Евдокии подошел Федор Симоновский, наклонился: — Княгиня, полно тосковать, мешаешь тем мужу. Евдокия подняла на него синие лучистые глаза: — Благослови, отче. Получив благословение, спокойно объяснила: — Я не тоскую, молюсь о помощи рати русской. К княгине внимательно приглядывались сотни глаз, испокон века известно, что такие, как она, любящие и любимые, завсегда про своих мужей все наперед чувствуют. И если вдруг забеспокоилась княгиня, значит, близко решающий час. По церкви пошел уверенный шепоток, мол, княгиня Евдокия особо рьяно молится, значит, пора! Кто-то ахнул: — Завтра ж праздник?! Ей тут же ответили: — Да для басурманов православный праздник что? Басурманы и есть. — Неужто Богородица своим детям не поможет, неужто не заступится? — Молиться надо! Тысячи и тысячи женщин на Руси в едином порыве молились за своих мужей, сыновей, отцов, братьев. Не за себя просили, не за детушек малых, а за них родимых, не зная наверняка, но истосковавшейся душой чувствуя, что нужна помощь. И не домой звали, не просили себя сберечь, поостеречься. Просили постоять, хоть и смертным боем, за всю землю Русскую. Особо истово молились и в Троицком монастыре в Радонеже. Игумен Сергий не меньше княгини Евдокии почуял, что настала пора биться русским против Орды, что встретились где-то. Весь день 8 сентября 1380 года на Рождество Пресвятой Богородицы Русь страстно молила заступницу помочь своим сыновьям выстоять. Над Доном и Непрядвой медленно-медленно зарождался новый день. Туман лег такой, что в двух шагах лошадь не увидишь. Местные, что рядом с другими ждали вражину, сжимая кто меч, а кто и просто рогатину, с которой на медведя ходил, качали головами: не помним, мол, такого-то, бывали туманы, но чтоб так!.. Мать-земля точно старалась скрыть, спрятать от врагов своих детей, еще хоть на часок, хоть на минуточку защитить их. Но всему свой срок, стал рассеиваться и этот туман. Как обычно, он исчез вдруг, солнце и ветер сделали свое дело, очистилось и стало синим небо, ярко засветило солнышко. С другого края поля примчалась разведка: ордынцы на подходе, с часу на час появятся. Мамай не торопится, но вперед выступил, видно, и правда собрался дойти до берега Дона и ждать Ягайлу. — Ну пусть идет, встретим! — пробормотал Дмитрий Иванович, скрепляя застежку княжеского плаща. Проверил, все ли в порядке, махнул рукой знаменосцу, чтоб следовал со стягом за ним, и двинулся вдоль стоявших наготове полков. Напряжены были все, вот оно, свершилось! Отступать дальше некуда, ныне битва, страшная, жестокая сеча, из которой кто и вернется… И куда вернется? На красный княжий стяг и лик Спаса на нем смотрели с особой надеждой. Все уже помолились с утра, отстояли заутреню, точно очистились пред Господом, попросили поддержать, чтоб не дрогнула рука, чтоб не ослабла воля. — Братья мои! — голос князя даже чуть глух от волнения. — Ныне предстоит нам великая сеча, но пути другого нет! Каждый не только свой дом и свою семью защищает, за всю Русь биться станем! А потому нет нам ни пути назад, ни права уступить ордынцу! Об одном прошу: зря жизни не отдавайте, коли придется в сыру землю лечь, так только врагов прежде положив немало! Он оглядел замолкнувшие вдруг ряды воинов, понимал, что мало их останется к вечеру, если вообще останется. Но говорить этого не мог, не должен. Вдруг обожгла мысль, что если он падет первым, а все увидят, что князь не на коне, что будет? И голос загремел снова: — Рядом с вами пойду простым ратником, рядом с вами и биться стану, и погибну, если будет на то Господня воля. Кто-то дотошный сообразил: — А стяг над кем будет? — Богатырей у меня много, найду кому доверить! — с удовольствием рассмеялся князь. |