Онлайн книга «Великий маг»
|
Она слушала с непониманием, возразила: – Так это ж хорошо! – Нехорошо, – ответил я. – Я не хочу никого перевербовывать на свою сторону таким макаревичем. – Но почему? Почему, если шанс подворачивается сам? Да все бьются за влияние! Вот тысячи учебных пособий с лекциями и диаграммами, как привлечь внимание! Как создавать дополнительные шансы, чтобы на свою сторону еще одного человека, еще одного… А вам эти возможности сами лезут в руки! Я пожал плечами. – Объяснить такое трудно, понимаю. Просто примите это. – Но кто оценит ваше бла-а-а-агародство? Да никто просто не поймет! Даже я не понимаю, а я на вашей стороне! О вас, знаете, уже какие слухи? Я отмахнулся. – Плевать. Я сам свое бла-а-гародство, как вы говорите, ценю достаточно высоко. И перемена в мнении о моей персоне пары сотен или тысяч милых и пушистых того не стоит. Хрен с ними! Я все равно их изменю, хотят они того или не хотят. Вернее, не их, они уже конченые, но их дети… это уже мои! Она смотрела с непониманием, я начинаю лыбиться, скоро захохочу, ее брови всползли на середину лба. – Кристина, – сказал я весело, – вам трудно поверить, что я в самом деле придерживаюсь такого образа жизни, который декларирую?.. Но это так. Поверьте, работать будет легче. – Я не понимаю, – сказала она с некоторым раздражением, – зачем эти добавочные трудности. – Это моя пещера, – объяснил я. – Какая пещера? – Или гора, если хотите. Думаете, я первый, который попал в эту ситуёвину? Да всякий, который хотел кардинально изменить мир, уходил вот в такую изоляцию. Только раньше в пещеры, леса, пустыни, как всякие христосы, будды, мухаммады и тысячи других подвижников, а сейчас люди покрепче. Я могу и в центре города отгородиться от милых и пушистых, от которых не мог отгородиться Христос или Будда. А я вот могу! Звякнул телефон, я посмотрел на Кристину, не стал голосить, а дотянулся до трубки. – Алло? – Володенька, – послышалось из мембраны торопливое, – у тебя есть дистрибутив «Ворда»? Стыдно признаться, но я ухитрился запортить… – Нет проблем, – заверил я. – Если хотите, могу даже установить. Он сказал еще виноватее: – Что вы, что вы, Володенька!.. Я и так вас напрягаю. От дел отрываю. Я уж сам как-нибудь одним пальцем. Только бы не забыть, в какую директорию он, мерзавец, вписывает сам себя, чтобы от меня спрятаться… По умолчанию, как вы говорите, гад, всегда пользуется этой уловкой. Когда к вам можно? – Да хоть щас! – Спасибо, Володенька! – Не за что, – ответил я. Он еще рассыпался в благодарностях, называл меня спасителем, в самом деле беспомощный при самых пустяковых сбоях в компе, Кристина унесла чашки, я слышал, как на кухне полилась вода, зазвенела посуда. Неужели эта красотка даже умеет мыть чашки? Правда, кофе приготовила тютелька в тютельку. Наверное, это входит в ритуал, чтобы любовницы миллиардеров сами готовили боссу кофе, и тоже в постель. Когда в прихожей раздался звонок, Кристина сидела за тем же столом, с задумчивым видом грызла карандаш, иногда что-то черкала в проекте предварительного плана. О чем, еще не знаю, не заглядывал, мешают нависающие над листом бумаги острые яблоки грудей… какие к черту яблоки, целые дыньки! Как только начинаю смотреть на бумагу, глаза просто выворачивает, у меня там мышцы за пару часов накачались, как у штангиста икры за полгода. Ее молочные железы и сейчас, когда я пошел открывать дверь, смотрели алыми сосками на лист. Томберг вошел, высокий и костлявый, в длинной обвисшей майке и трениках. Я сделал жест в сторону комнаты, где все мои диски, хотя Томберг и так знает, где что у меня лежит. Он сделал пару шагов и остановился в дверном проеме так резко, будто стукнули в лоб. Кристина вскинула голову, улыбнулась ему по-голливудовски широко и многообещающе. Томберг преодолел ступор, проблеял: – Э-э… простите… Володенька, что ж вы не сказали, что у вас гости?.. Я бы не тревожил… или хотя бы галстук… Я отмахнулся: – Галстук в такую жару? Не смешите. Щас я найду этот проклятый «Ворд»… Да вы присядьте пока. Кристина сказала ему доброжелательно: – Я не гость, мы работаем. Так что не стесняйтесь. Она со вздохом откинулась на спинку кресла, распрямляя натруженную спину, закинула руки за голову. Дыхание застряло у Томберга в гортани, а выпученные глаза прикипели к белейшей полоске поперек ее грудей. Вот уж действительно снежная белизна, радость для глаз в такую жару. Я рылся в дисках, ибо «Ворд» слишком мелкая прога, чтобы этому текстовому редактору кто-то выделил отдельный диск, он где-то в бесчисленных «Офисах», «Суперофисах», «Ультраофисах» и всякого рода реаниматорах и загрузочных дисках. Кристина сказала легко: – Давайте я вам налью холодного пепси? Или лучше квасу? Томберг взмолился: – Да что вы… да зачем… да не стоит утруждаться… Кристина легко поднялась, глаза Томберга тоже поднялись, как приклеенные к ее груди, но дальше пришлось смотреть в спину да на двигающиеся ягодицы, расчерченные узкой полоской трусиков. Я слышал, как хлопнула дверца холодильника. Кажется, даже слышал учащенное дыхание Томберга. Кристина вернулась с литровой бутылкой тоника и тремя высокими стаканами. – И мы с Владимиром Юрьевичем освежимся, – сообщила она с улыбкой. – Жарко. – Жарко, – торопливо подтвердил Томберг. – Да, очень уж. Я не стал опровергать, что у меня в квартире температура всегда на уровне, Томберг и так ухитрился покраснеть. Кристина наполнила стаканы, один придвинула к Томбергу, сам вряд ли решился бы протянуть руку. Он ее кожи пахло свежестью и чем-то неуловимым, напоминая о морских волнах, прогулке под парусом, золотистом пляже, залитом ярким солнцем. – Вы писатель? – спросила она благожелательно. – Что ж вы, как старший собрат, не повлияете на него в положительном смысле? Он поднял на нее робкие интеллигентные глаза, тут же уронил взгляд, ожегся о красные вздутые соски. – Повлиять? – переспросил он растерянно. – Вы полагаете, на него можно повлиять?.. Это хорошо бы, конечно, но, боюсь, это невозможно… – Ничего нет невозможного, – возразила она. – Трудно – другое дело. – Боюсь, – вздохнул он, – очень трудно. Писатели – самые упрямые люди на свете! Это от их уверенности, что они все могут. – А они могут все? В ее тоне послышался намек, но Томберг не уловил, кивнул и сказал тем же интеллигентно-проникновенным голосом: |