
Онлайн книга «1612 год»
![]() Горячо желая завоевать народную любовь, Димитрий повелел глашатаям объявить по всей Москве, что по средам и субботам он будет лично принимать челобитные от каждого просителя. Сначала люди шли робко, и окруженный дьяками Димитрий явно скучал. Но вот сквозь строй телохранителей к нему прорвалась пожилая женщина в сбитом платке и простерлась ниц возле его щегольских сафьяновых сапожек. — Спаси нас, царь-батюшка, от лихих людей. — На кого челом бьешь, не реви, говори толком! — ласково успокоил ее Димитрий. — На ляха твоего, Липского… Царь нахмурился: он не любил, когда жаловались на его верных жолнеров. — И чем же он перед тобой провинился? — Пьяный ворвался в дом, хотел ссильничать мою младшую, а когда она вырвалась, начал рубить своим палашом все, что под руку попало! Не веришь мне, у народа спроси! — Верно, верно, лютуют паны! — загомонили в толпе. Димитрий чувствовал, что на него с вопросом и надеждой смотрят сотни глаз. — Эй, пристав, приведите сюда Липского, выслушаем его. — Он так не пойдет! — пробасил один из приставов. — Поляки только своих командиров слушаются… — Привести силой, — начал злиться Димитрий. Через какое-то время Липский появился в дворцовых воротах. Отпихивая локтями пытавшихся взять его под руки приставов, шатающейся походкой он направился прямо к крыльцу. Шляхтич попытался отдать поклон государю, но, едва не потеряв равновесия, судорожно распрямился и воскликнул заплетающимся языком: — Пошто звал меня, цезарь? Оторвал от срочного дела… — Он подмигнул Димитрию и смачно икнул. — Люди жалуются на твои безобразия, Липский, — строго сказал Димитрий. — Люди? Какие люди? Вот эта чернь? И ты еще, государь, с ними имеешь терпение разговаривать? Это же быдло, чернь! Тьфу на них! — Смачный плевок опять лишил пьяницу равновесия. — Покушался на честь девушки, имущество рубил, — продолжал тем же суровым голосом царь. Шляхтич с удивлением воззрился на него: — Что с тобой, Димитрий? Когда мы паненок в Путивле да в Туле щупали, ты был не против. Говорил: «Давайте, ребята, веселитесь!» — Это Москва, а не Путивль, — оборвал его царь. — Правильно! И я что говорю своим ребятам: в Москве баб больше, так что не зевайте! Он оглушительно захохотал, вызвав гневный ропот толпы. — Я запрещаю здесь вам самочинствовать! — крикнул Димитрий грозно. Лицо Липского, только что расплывшееся в пьяной улыбке, стало злым. Ощерив зубы, он процедил: — То-то мне ребята говорили, будто Димитрий наш сильно изменился. Как корону надел, так своих уже не признает! Забыл, забыл ты, ваша милость, как мы с тебя соболью шубку-то сдирали! Димитрий в ярости вскочил: — Подвергнуть этого пьяницу торговой казни! Провести по всем улицам и на каждой площади бить кнутом, чтоб другим неповадно было безобразничать! Дюжие стрельцы с остервенением содрали с Липского верхнюю одежду и, обнажив его по пояс, под жалобные стенания поляка потащили с подворья. Толпа с торжествующими воплями двинулась следом. Возле крыльца, кроме охраны и дьяков, никого не осталось. Димитрий поспешно вернулся во дворец. Был он расстроен случившимся — из-за какого-то одного дурака можно поссориться со всеми поляками. Мрачные предчувствия его не обманули. Не прошло и часа, как в его опочивальню буквально вбежал Петр Басманов: — Бунт в Москве начинается! — Что такое? — Поляки отбили Липского у приставов и бросились с саблями на москвичей. — Что же делать, у нас и стрельцов нет? — Мы бердышами затолкали поляков, благо среди них трезвых не было, в посольское подворье. Но успокоить не удалось. Орут из-за стен, что всех москвичей перережут! — Выкатить к подворью пушки! — командовал Димитрий. — Я думаю, это остудит их пыл. Поздно вечером во дворец явились польские офицеры для переговоров. — Неужели ты, государь, допустишь, — сказал с пафосом герой битвы у Добрыничей Станислав Борша, — чтобы пролилась кровь твоих верных союзников? — Я не хочу этого! — живо возразил Димитрий. — Ты знаешь, я умею быть благодарным. И одарил вас всех сверх всякой меры. Но к чему это привело? От золота с ума посходили! Каждый вместо одного по десять слуг себе завел. Пьянствуете, развратничаете! Обижаете москвичей. Как будто в завоеванном городе находитесь! Служить, как принято у нас, не желаете, от поместий отказываетесь. Вам подавай только звонкую монету… — Когда тебе было тяжело, ты любил нас такими, какие мы есть! — заносчиво произнес Борша. — А теперь условия ставишь? Мы — свободные рыцари, и наши шпаги охотно купит любой монарх! — В таком случае я вас не задерживаю, — бросил Димитрий. — Получайте в казне жалованье за полгода и отправляйтесь по домам. Такого отпора шляхтичи не ожидали. Борша переглянулся с остальными ротмистрами: — Не боишься, государь, что твой трон без опоры останется? Твои князья только и ждут случая, чтобы нож тебе в спину воткнуть. — Бог не выдаст, свинья не съест! — сверкнул глазами Димитрий. — Народ меня любит и не позволит покуситься на государя. Ротмистры удалились, громко ропща на царскую неблагодарность. Басманов, присутствовавший при переговорах, спросил: — А что с казаками будем делать? Тоже ведут себя как завоеватели. — Тоже дать жалованье и отпустить на низ. Пусть только Андрей Корела со своей станицей останется. Он славный воин и нам еще пригодится. — Если не сопьется, — буркнул Басманов. — Деньги, что ты ему в награду дал, прогуливает с утра до вечера. За ним вся московская голытьба из кабака в кабак шляется. — Сопьется так сопьется, — вздохнул Димитрий. — Я ему не поп. Пусть живет как знает. — Однако поляки правду говорили, — заметил Басманов. — Бояр наших, как они уйдут, пуще прежнего остерегаться надо. — Что ж, на своих уже не надеешься? — усмехнулся Димитрий. — Воины они не плохие, — ответил Басманов. — Да вот только поднимут ли руку против своих, русских? — Маржере здесь? — вместо ответа спросил Димитрий. — Здесь, за дверями. — Зови, будем вместе думать, как лучше покой государев охранять. По знаку Басманова в дверях склонился бравый капитан: — Слушаю, мон сир. — Жак, не надоело тебе в капитанах ходить? — Для меня главное — служение государю, а не чины. — Однако достойная награда не помешает, как думаешь? Маржере пожал плечами, не зная, куда клонит молодой царь. |