Онлайн книга «1612 год»
— Воистину — то диво дивное! — перекрестился Пожарский, а следом и гости. Князь опустил голову, задумался, потом твердо сказал: — Спасибо вам, гости дорогие, за вести добрые. Верьте, что как только силу почувствую, буду я в вашем ополчении, буду сражаться за землю Русскую. Гости поклонились в знак благодарности, однако уходить не спешили, переглядывались и перешептывались. Пожарский понял это по-своему: — Относительно моего имущества не сомневайтесь: не то что треть, а больше отдам! Ждан Болтин торжественно произнес: — Видно, мне выпала честь произнесть главную весть! Князь вновь приподнялся на подушках: — Что такое? Аль вы еще не все сказали? — Нет! Не сказано главное! — Главное? — занедоумевал князь. — Да, главное. Весь нижегородский мир просит тебя, Дмитрий Михайлович, стать во главе нашего ополчения! Князь не поверил своим ушам, переспросил: — Во главе? Мне? Гости дружно встали и поклонились ему до земли. Рука Пожарского внезапно задрожала, он ухватился ею за нательный крест, а на щеках появились предательские слезы. Чтобы скрыть их, он опустил голову на грудь, потом выдавил: — Благодарю вас и весь мир нижегородский за столь высокую честь, которой недостоин! Да и взаправду: много есть мужей, которые выше меня по месту своему возле престола царского. Болтин бросил с вызовом: — Конечно, есть и повыше, да только где они все? У престола Жигимонта либо у престола нового самозванца! Ты один, князь, всегда прямил только государям законным, всегда честь свою и слово блюл и воинскую славу себе только в правом деле стяжал! Не думай, люди все видят и знают! Пожарский неожиданно тяжело понурился: — Неужто никого из бояр нет, чтобы изменой себя не запятнал? — Назови сам… Дмитрий, знавший всех придворных, мысленно перебрал их поименно и лишь тяжело покачал головой. — Нет, что-то не упомню… — Мы не торопим тебя, князь-батюшка! — снова продолжил Болтин. — Нам ли не знать, коль тяжело это великое дело! Но отказываться тебе никак нельзя. — Вся земля Нижегородская тебя просит! — поклонились купцы. — Точно ли вся земля? — спросил Пожарский. — Давайте договоримся так: пусть все нижегородцы, от мала до велика, подпишут приговор стоять заодно, за правду неподвижную! И пусть этот приговор привезет мне Козьма Минин, как выборный человек всей земли вашей. Тогда-то мы и обсудим, как действовать далее. Когда гости удалились, в комнату Дмитрия вошла Мария Федоровна. Пожарский тревожно взглянул на нее: — Слыхала, матушка, зачем гости приезжали? — Не слыхала, да сердцем поняла! — Ну и что скажешь? Благословляешь ли? Та приникла губами ко лбу князя: — Сынок мой ненаглядный! Что я могу сказать? Разве что: тебе исполнилось тридцать три года. То возраст для великих деяний. Не гости нижегородские, тебя Бог позвал Россию, нашу матушку, из беды вызволить. Через несколько дней к Пожарскому прискакал Козьма Минин. Был он намного старше князя, но столь же высок и широкоплеч. Он попытался было отвесить встречавшему его на крыльце хозяину земной поклон, но тот властно удержал его за плечо: — Вот это не надобно. Коль мы оба поставлены на ополчение, поклоны друг другу бить — делу помеха! — Так ты же меня поставил? — А разве нижегородцы тебя не избрали всем миром? — насупился Пожарский. — Избрали… — То-то же. Пошли в дом. Усадив гостя в горнице в передний угол, князь без проволочек спросил: — Приговор привез? — Привез… — Все ли подписали? — Сначала те, что из лучших, колебались, да их собственные дети стыдить начали. — А что так? — Так ведь чем больше деньжат, тем жальче с ними расставаться. — Это точно. Давай грамоту, прочитаю. Минин протянул свиток. — Сам-то внимательно читал? Нет ли каких уверток? — поинтересовался Пожарский, разворачивая свиток. Староста неожиданно понурился: — Не обучен я грамоте. Так что хотя сам и сочинял, а читать не читал… — Это плохо! — строго сказал Пожарский. — А счет знаешь? Минин лукаво улыбнулся: — Обязательно. Чай, сызмальства торговлишкой занимаюсь. — Ну, это важнее! — засмеялся и Пожарский. — Мы ведь теперь с тобой два сапога — пара! Мое дело — ратное, а твое — хозяйство вести: деньги собирать и смотреть, чтоб каждая копейка рачительно использовалась, а мздоимцев чтоб духу не было. Согласен? Давай-ка я приговор прочитаю. Он быстро пробежал глазами грамоту, не скрывая одобрения прочитанному: — «Стоять за истину всем безызменно, к начальникам быть во всем послушными и покорливыми и не противиться им ни в чем; на жалованье ратным людям деньги давать…» Однако следующая фраза вызвала у Пожарского недоумение. Нахмурившись, он прочитал вслух: — «…А денег недостанет — отбирать не только имущество, а и дворы, и жен, и детей закладывать, продавать, а ратным людям давать, чтобы ратным людям скудости не было…» Это как же понимать? — Князь строго взглянул на Минина, бросая свиток на стол. — Идем воевать за правое дело, чтобы начальный порядок на Русь вернуть, чтоб все православные вздохнули свободно, а тут вдруг порешили жен и детей продавать? Мы что, литва проклятая? Но Минин не смутился под взыскующим взглядом, ответил спокойно: — Никто и не собирается их продавать. — А как же тогда понимать? Зачем словоблудие сие? — Для крепости сказано, — сказал Минин и даже улыбнулся. — Чтоб каждый твердо усвоил — коль подписал приговор, нести ответ. А для тех, кто к шатости способен, знал угрозу — коль будет утаивать деньги, окладчики и стрельцов пригонят, и имущество отнимут, а в крайнем случае и домочадцев со двора сведут в приказную избу. И это больше не бедняков, а наших богатеев касается. Ведь бедному полушку отдать — ничего, он с нее не разбогатеет. А вот гостю богатому отдать треть от своих пожитков накладно — и тысяча рублей, и больше может быть. Вот для таких и угроза: коль захочешь утаить деньги — жену и детей заберем. — Круто берешь! — произнес, подумав, Пожарский. — Но, наверное, так и надо. Иначе дела не сделать. А скажи мне, Козьма Захарович, много ли служилых людей в Нижнем? Есть кому из казны собранной платить? |