Онлайн книга «Москвест»
|
В общей панике не растерялся один Мишка. Во-первых, ему было совершенно все равно, чем закончится путешествие посла. Московской свите мозг застил страх, посольской — гнев. Во-вторых, в памяти всплыли рассказы об отцовских деловых переговорах. Пока посол орал, брызгая слюной, Мишка метнулся к продуктовому обозу и потребовал налить ему стакан меду. Но не просто меду, а меду из особенного кувшина. То, что мед — это алкогольный напиток, а вовсе не лакомство, Мишка выяснил еще пару веков назад. Мед варили каким-то хитрым способом и, в зависимости от того, кто варил и как, крепость напитка получалась разная. И в обозе был кувшин, из которого очень любил хлебнуть денщик на долгих привалах. Судя по тому, что он уже минут через пять после того, как опрокинул стаканчик, начинал завывать странные песни и разговаривать невнятно, градус в этом кувшине был выше среднего. — Ты что, хочешь это выпить? — страшным шепотом спросила Маша, глядя на Мишу с кружкой меда в руке. — Нет, — скривился Мишка, — я его светлость хочу напоить, чтоб подобрел. Маша внимательно посмотрела на кружку, потом на посла… — Нехорошо, конечно, — сказала она. И тут же продолжила: — Давай лучше я отнесу, чтоб он подумал, что прислуга принесла ему попить. — О, попить! — сообразил Мишка. — Точно! Он хватанет меду, нужно, чтоб запил чем-нибудь, чтоб наверняка. От смеси еще круче развозит. — Ты, брат, я смотрю, соображаешь, — сказал у Миши за спиной денщик. Ребята вздрогнули, а Мишка попытался спрятать кружку за спиной. — Вот это нам нужно! — денщик протянул Маше вторую кружку. — Одно поверх другого, и он трое суток спать будет. Или пить… Это уж как повезет. Маше быстро всучили в руки поднос, поставили на него две кружки и отправили к послу. — Не забил бы он ее потом до смерти… — тихо сказал денщик. Миша занервничал и решил посмотреть на шоу поближе. Маша подошла поближе к англичанину, который как раз высказал все, что хотел, и в очередной раз сообщил, что немедленно безо всяких провожатых отправляется в Москву, чтобы рассказать царю о том, как над ним издевались в дороге. Афанасий Юрьевич, как и в прошлый раз, стал багровым и нервно хватал ртом воздух. — Извольте испить на дорожку, — мелодично пропела Маша, подсунув послу поднос. Посол фразы не понял, но догадался, что ему предлагают попить. Что-то его насторожило. Англичанин недоверчиво посмотрел в честные Машины глаза, пытаясь найти подвох. — Дорога до Москвы длинная, на улице жарко, — продолжила Маша, — испейте на дорожку. — Убью дуру, — прохрипел Афанасий Юрьевич и замахал руками. Посол, глядя на его конвульсии, схватил с подноса кружку и влил ее себе в рот, почти не глотая. Через секунду его лицо стало такое же багровое, как у Афанасия Юрьевича, а руками он махал еще интенсивнее. — Воды! — прохрипел он. Маша радостно подсунула ему второй сосуд. Англичанин жадными глотками начал запивать содержимое первой кружки и опомнился не сразу. — Я же просил воды! — рявкнул он. — Нету воды, — начала оправдываться Маша, отскакивая. — Ноу вота! Но я сейчас принесу… Джаст а момент! Посол, чтоб погасить непривычный пожар внутри себя, сделал еще пару медленных глотков и уставился в кружку. — Интересно, — начал он, с трудом оторвавшись от созерцания дна. — А в какой стороне Москва? Англичанин обвел присутствующих не очень ясным взором, ожидая ответа. — Что он говорит? — спросили Мишку со всех сторон. Мишка перевел, внутренне давясь от смеха. — Я вам покажу! — взвился самый сообразительный дьяк из свиты пристава. — Я вас провожу. Дьяк с Мишкой подлетели к послу и подхватили его под руки с двух сторон. — Это хорошо! — согласился посол и оперся на своего провожатого. — А куда это ты меня ведешь? — К вам в избу, ваша светлость, — затараторил дьяк, — надо ж вам вещи собрать, что ж вы, так и поскачете в Москву без вещей? И коня вам нужно подготовить. Мы с вами посидим, подождем, и коня снарядят, самого лучшего… Мишка переводил, посол кивал, в избе шустро накрывали на стол. * * * — Ты думаешь, я не понимаю, — медленно говорил англичанин, глядя мутными, но проницательными глазами. — А я все понимаю. Я не первый раз в этой… ик… стране. Ты думаешь, я не знаю, что этот надутый индюк пристав мои деньги ворует? Знаю. Думаешь, не знаю, что он больше всего боится, что его на кол посадят, если я от него сбегу? Знаю! Да я их всех тут знаю! Но поделать ничего не могу… Мишка, открыв рот, слушал откровения английского посла. — Мне же нужно до царя вашего добраться, чтоб грамоту ему передать. Не передам, меня дома по головке не погладят. У меня тоже служба… — Так почему вы тогда возмущаетесь? — спросил Миша. — Да потому! — гаркнул посол. — Не буду возмущаться, меня вообще за человека считать не будут. У вас же только того, кто за себя постоять может, уважают. Посол влил в себя еще глоток и поправился: — Нет, не уважают. Боятся. Уважать у вас даже себя не умеют… Мишка уже открыл рот, чтоб возмутиться, но англичанин остановил его, властно махнув рукой. — Не спорь. Хочешь, я тебе про царский пир расскажу? — Я хочу! — тихо сказала Маша, которая принесла в избу очередную порцию еды и питья. Афанасий Юрьевич со всей свитой отдыхали от очередного потрясения в соседней избе, периодически справляясь о состоянии дорогого гостя. Маша докладывала: все хорошо, гость изволил напиться в стельку. О душещипательной беседе с Мишкой она умолчала. — А? — вздрогнул посол, оглянувшись на Машу. — А, это ты… Обманула ты меня, девка. Я уж думал, меня тут больше не обманут. Ладно, не жмись, прощаю. Все равно б я никуда не поехал, смысл мне ехать? В лучшем случае убьют по дороге… — А в худшем тогда что? — спросила Маша. — Видно, мало ты видела, — мрачно сказал посол, — счастливо живешь… — Его светлость на секунду прикрыл глаза, но быстро очнулся и перебил сам себя. — Так вот, пир, — сказал он. — Ооооо! Это зрелище! Сам царь сидит с непокрытой головой, справа от него лежит шапка — колпак, а слева палка — посох. Все челом бьют, все ему кланяются, все готовы из себя выпрыгнуть, чтоб царь их заметил. Незаметно для себя посол стал добавлять в английскую речь русские слова. От этого рассказ становился не то чтобы понятнее, но точно колоритнее. — Говорят, что если он кого ударит или за волосы оттаскает, то это великая честь. А если кто упадет смешно, так, что царя развеселит, то это чуть ли не в доблесть записывается. И бояре эти тупые всё стараются из себя вылезти — упасть там, или уронить на себя что-нибудь… Царь улыбнется, а им большей награды и не надо. Я, правда, не видел сам… |