Книга Пираты, страница 24 – Йен Лоуренс

Пойманный с поличным пират сокрушенно уставился на шелк и рассыпанные монеты.

– Говори, пока не поздно.

Но ответа не последовало. Немая сцена затягивалась.

– Согласно Черной Книге и законам Олрона, – нарушил молчание Грейс, судья и присяжные в одном лице,- любой вор должен заплатить за свое преступление, – Он порылся носком сапога в монетах. – Сколько здесь? Гиней десять, ну двенадцать, не больше.- Он повернулся к группе пиратов. – Боцман, сколько по кодексу стоит рука?

– Десять гиней, сэр, – ответил голос из толпы,

Грейс кивнул, алое перо на шляпе покачнулось.

– Заберите его.- Он шевельнул саблей.- Пусть платит.

Миллера увели, и тут же я услышал удар топора и дикий вопль.

– Господь милосердный, – пробормотал Дашер.

– Кто-нибудь еще? – тихо, вкрадчиво промурлыкал Грейс. Он прошелся перед замершими пиратами широким упругим шагом, туда и обратно. – Неужели среди нас есть воры? Неужели кто-то еще предал меня?

Пираты переминались с ноги на ногу. Я чувствовал, как они боялись своего хозяина. У одного сдали нервы, он начал невнятно причитать, раскачиваясь из стороны в сторону. Грейс резко ударил его по физиономии, щека нытика заалела. Другой тут же выкрикнул:

– Да здравствует капитан Грейс! – Этот возглас подхватили остальные, хотя никто не осмеливался встретиться взглядом с прославляемым ими вождем.

Моментально Грейс изобличил еще двоих. Их жалкие горсточки украденного казались ничтожно малыми в сравнении с грудой драгоценностей. Но один из них в наказание лишился глаза. Его вопли так потрясли меня, что я боялся за свою нервную систему. Другой воришка бросился наземь, к ногам Грейса.

– Ага, раскаяние, – определил его поведение Грейс. – Раскаяние взывает к милосердию. Встань, дорогой.- Он ткнул лежащего саблей, казалось, как будто поднял его, нанизав на острие. – Сколько ты присвоил?

Кающийся грешник вытянул вперед руки. Мне не было видно, что у него в ладонях, но Грейс наклонил голову и порылся в пригоршнях пальцем.

– Тридцать гиней, – удрученно вымолвил капитан и поцокал языком, – Ну и что ты нам скажешь?

Пират плакал. Он попытался говорить, но только захрипел.

– Воды, – выдавил он из себя.

– Воды? – Грейс сочувственно кивнул. – Хорошо, ты получишь воды, и посмотрим, развяжет ли она тебе язык.- Он шагнул назад. – Суньте-ка его в бочку.

К моему удивлению, Дашер засмеялся. Смех его звучал как-то по-дурацки:

– В бочку? И только-то? Засолить его там? И это по-пиратски?

Все головы изумленно повернулись в его сторону, лица красные от света и жара костра. Я опустился пониже, не сводя глаз с лица Бартоломью Грейса, плоского, искореженного, проплавленного, казалось, до костей.

– В Кенте есть такая детская игра, – продолжал болтовню Дашер. – Каждое воскресенье мы сажали пастора в бочку и заставляли его читать молитвы.

Он шагнул от бочки в моем направлении.

– Парень хочет пить, значит, надо его поджарить. Поджарьте его на костре, это будет по справедливости, вот что я вам скажу.

Голос его звучал все неувереннее и, наконец, совсем смолк; Все взгляды устремились на Дашера, особенно же пораженно смотрел горемыка, укравший тридцать гиней.

Бартоломью Грейс упер саблю концом в землю.

– Подойди-ка, – подозвал он Дашера.- Иди, иди сюда, красавчик.

Я видел, что Дашер колеблется. Он шагнул к капитану, но близко не подходил, чувствуя опасность.

– Поджарьте его. Что, кишка тонка? – Он оглянулся, казалось оценивая расстояние до спасительной тьмы. Я увидел его бледное и потное лицо. – Ну, что же вы, ребятишки?

Вопросы его утонули во всеобщем молчании. Бартоломью Грейс размеренным шагом направился к бочке мимо неподвижных фигур пиратов. Мне стало дурно. Сейчас Дашер сиганет в лес, ко мне, за ним – вся толпа пиратов, и я пропал! Грейс приближался.

Но на полпути он замер. С пляжа раздался крик, из-за деревьев показался факел.

Факел приближался, освещая кусты и папоротники. Нес его тощий бородач, которого я видел на бриге. Он размахивал листком бумаги и швырнул его к ногам капитана.

– Гляньте! – кричал он. – Это я только что нашел на бриге.

Грейс ткнул в мою карту саблей, подцепил ее и поднял, выставив на всеобщее обозрение.

– Кто-то был там, на бриге,- продолжал бородатый.- А сейчас он где-то здесь, на острове.

Дашер не дожидался приказов. Он вытащил из перевязи два пистолета и пальнул из них в воздух.

– За ним! – заорал он. – За мной, ребята! – Он резво крутнулся в сторону чащи, взметнув алое пятно плаща выше головы, и сиганул в джунгли.

Он пронесся в ярде от меня, прыгая через упавшие стволы и ветви, ломая кусты. Он ломился, как бык, и я понесся за ним, опасаясь, как бы Грейс не приказал его изловить.

Ни я, ни Дашер не оглядывались на бегу. Пролетела мимо меня его шляпа. Сзади слышались голоса, но вскоре смолкли, а мы все бежали сквозь гущу деревьев и через полянки, прыгали через ручейки и шлепали по мелким речкам, пролезали под поваленными ураганом деревьями. Не менее полумили оставили мы позади, прежде чем я смог догнать его на освещенной звездным небом прогалине и схватить за полу плаща.

Дашер взвизгнул. Жалко звучал этот беспомощный писк. Он сжался, почти свернулся, как ежик. Только вместо иголок торчали во все стороны его пистолеты. Лицом он зарылся в ладони, сжатые подмышками винные мехи тоже жалостно скрипнули.

– Дашер, – задыхаясь, пыхтел я. – Дашер, это я, Джон.

Между чуть раздвинувшимися пальцами появилась щелочка и засверкал зрачок.

– Джон Спенсер, – ахнул он, не веря глазам.

– Да, да.

– Лопни мои глаза! Он уселся и изобразил на физиономии свою фирменную ухарскую ухмылку. – Как же ты меня догнал? Лошадь не может угнаться за Лихим Томми Даскером.

– Как ты сюда попал?

– Сокровища. – Он подмигнул. – Золото и серебро, милый.

– Да перестань,- поморщился я.

– Извини. Привычка. С кем поведешься. Живешь с пиратами – говоришь как пират.

– Ты – с пиратами?

– Джон, – в голосе его появились заклинающие нотки. – Я – король пиратов.

Когда-то он уверял меня, что он – король контрабандистов, на самом деле исполняя при них роль шута. Король разбойников, он не смог толково ограбить ночью пассажирскую карету.

Он охорашивался, поправляя на себе пистолеты, как птица перья.

– Этот Бартоломью Грейс буквально подскакивает при каждом моем словечке. Они все трепещут, услышав имя Лихого Томми Даскера, скажу я тебе.