Онлайн книга «Один в Берлине»
|
Анна Квангель опять покачала головой: – Скажу ли я «да» или «нет», господин комиссар, вы все равно притащите Берту сюда и изобьете. Я видела госпожу Хефке в нижнем коридоре, больше мне сказать нечего… Комиссар Лауб стремительно отвернулся и громко пукнул прямо в лицо Анне Квангель. Потом опять повернулся и с ухмылкой уставился на нее. – Нюхните, у меня много таких в запасе, начнете юлить – повторю! – Внезапно он переходит на крик: – Дерьмо вы все! Дерьмо! Сволочи! И я не успокоюсь, пока всех вас, гадов, не урою! Всех! Всех! Дежурный, Берту Купке сюда! Некоторое время он запугивал и бил обеих женщин, хотя Берта Купке сразу призналась, что рассказала Анне Квангель про госпожу Хефке. Раньше она сидела в одной камере с госпожой Хефке. Но комиссару Лаубу этого было мало. Он хотел в точности знать каждое сказанное ими слово, а они ведь всего-навсего, по женскому обыкновению, поделились друг с дружкой своими бедами. Комиссар же всюду чуял заговоры и государственную измену и не переставал бить и задавать вопросы. В конце концов рыдающую Купке снова отволокли в подвал, и Анна Квангель снова осталась единственной жертвой комиссара Лауба. Она так устала, что слышала его голос как бы из дальней дали, его фигура расплывалась у нее перед глазами, а удары уже не причиняли боли. – Так что же случилось? Почему так называемая невеста сына перестала к вам заходить? – Да ничего не случилось. Мой муж не хотел никаких гостей. – Вы же признали, что он согласился на визиты Хефке. – Хефке были исключением, потому что Ульрих мой брат. – А почему Трудель больше не заходила? – Потому что мой муж не хотел. – И когда он ей об этом сообщил? – Да не знаю я! Господин комиссар, я больше не могу. Дайте передохнуть полчасика. Ну хоть пятнадцать минут! – Только когда признаетесь. Когда ваш муж запретил девице приходить? – Как только погиб сын. – Ну вот! И где это было? – У нас в квартире. – Чем же он это объяснил? – Просто сказал, что впредь не хочет общаться. Господин комиссар, я правда больше не могу. Десять минут! – Ладно. Через десять минут сделаем перерыв. Так чем ваш муж объяснил, что Трудель больше не должна приходить? – Он больше не хотел общаться. Мы ведь уже задумали писать открытки. – Значит, он сказал, чтобы она больше не приходила, так как он планирует писать открытки? – Нет, об этом он ни с кем не говорил. – Так какую причину он назвал ей? – Сказал, что не хочет общаться. Ох, господин комиссар! – Назовите мне подлинную причину, и я сразу же на сегодня закончу! – Но это и есть подлинная причина! – Как бы не так! Я ведь вижу, вы врете. Не скажете правду, буду вас допрашивать еще десять часов. Так что он сказал? Повторите мне слова, которые он сказал Трудель Бауман. – Я не помню. Он ужасно рассердился. – Почему рассердился? – Потому что я оставила Трудель Бауман ночевать. – Но ведь он только потом запретил ей приходить или сразу отправил ее домой? – Нет, только утром. – И утром запретил ей приходить? – Да. – Почему же он рассердился? Анна Квангель сделала над собой усилие. – Я вам скажу, господин комиссар. От этого уже никому вреда не будет. Той ночью я спрятала у себя старую еврейку, Розентальшу, которая потом выбросилась из окна. Вот поэтому он и рассердился, поэтому и Трудель заодно вон вышвырнул. – А почему эта Розенталь пряталась у вас? – Она боялась оставаться одна в квартире. Она жила над нами. Мужа ее забрали. И она боялась. Господин комиссар, вы обещали… – Сейчас. Сейчас закончим. Стало быть, Трудель знала, что вы прятали у себя еврейку? – Но ведь это было не запрещено. – Еще как запрещено! Порядочный ариец не прячет у себя жидовских свиней, а порядочная девушка идет в полицию и сообщает об этом. Что Трудель сказала насчет того, что у вас в квартире жидовка? – Господин комиссар, больше я ничего не скажу. Вы каждое мое слово переворачиваете. Трудель никаких преступлений не совершала, она вообще ни о чем не знала. – Но ведь она знала, что у вас ночевала жидовка! – В этом не было ничего дурного! – Мы думаем иначе. Завтра займусь этой Трудель. – Боже милостивый, что же я опять натворила! – разрыдалась Анна Квангель. – Вот и на Трудель навлекла беду. Господин комиссар, не трогайте Трудель, она в положении! – Ба, вам и об этом известно, а говорите, не видели ее два года! Откуда вы это знаете? – Да я же сказала, господин комиссар, мой муж столкнулся с ней на улице. – Когда это произошло? – Несколько недель назад. Господин комиссар, вы обещали мне маленький перерыв. Совсем маленький, прошу вас. Я правда больше не могу. – Еще минуточку! Сейчас закончим. Кто начал разговор, Трудель или ваш муж, они ведь были в ссоре? – Они не были в ссоре, господин комиссар! – Так ведь твой муж запретил ей приходить! – Трудель вовсе на него не обиделась, она знает моего мужа! – Где именно они столкнулись? – По-моему, на Кляйне-Александерштрассе. – Что твой муж делал на Кляйне-Александерштрассе? Вы же сказали, он всегда ходил только на фабрику и обратно. – Так оно и есть. – Что же ему понадобилось на Кляйне-Александерштрассе? Небось открытку подбрасывал, а, госпожа Квангель? – Нет, нет! – испуганно воскликнула она и вдруг побледнела. – Открытки всегда разносила я! Всегда я, он их не разносил! – Что это вы вдруг побледнели, госпожа Квангель? – Вовсе я не побледнела. Хотя нет, побледнела. Дурно мне, вот и все. Вы же хотели сделать перерыв, господин комиссар! – Сейчас, как только все проясним. Итак, ваш муж пошел подбросить открытку и встретил Трудель Бауман? Что же она сказала по поводу открыток? – Она про них знать не знала! – Когда ваш муж встретил Трудель, открытка еще была у него в кармане или он ее уже подложил? – Уже подложил. – Вот видите, госпожа Квангель, так-то лучше. Скажите-ка мне еще, что Трудель Бауман говорила по поводу открытки, и на сегодня мы закончим. – Так ведь она не могла ничего сказать, открытки при нем уже не было. |