
Онлайн книга «Один в Берлине»
Энно хлопнул его по руке: – Не смейте больше ко мне прикасаться! Делайте со мной что хотите, только не прикасайтесь! – Сбавь тон, Клуге! – осадил комиссар. – Ты кто такой! Мелкая, трусливая, вонючая шавка! У комиссара тоже мало-помалу сдавали нервы. – А вы? – взвизгнул Клуге. – Вы-то кто? Убийца, подлый, вероломный убийца! Он и сам испугался сказанного. Пробормотал: – Извините, господин комиссар, я не имел в виду ничего такого… – Нервы, – сказал комиссар, – все это нервы. Вам надо жить по-другому, Клуге, нынешней жизни ваши нервы не выдерживают. Давайте-ка присядем вон там, на причале. И не дрейфьте, я вас не трону, раз вы так боитесь. Они вышли на причал. Доски заскрипели под ногами. – Еще несколько шагов, – подбадривал Эшерих. – Сядем прямо вон там, на дальнем конце. Люблю, когда кругом вода… Но Клуге опять заартачился. Только что выказал малую толику решимости – и на тебе, вдруг опять заскулил: – Не пойду я дальше! Сжальтесь, господин комиссар! Не топите меня! Я не умею плавать, честно вам говорю! Всегда ужас как воды боялся! Любой протокол подпишу! Караул! На помощь! На по… Комиссар сгреб брыкающегося мужичонку в охапку и понес к дальнему концу причала. Лицо Энно он прижал к себе, так крепко, что кричать тот уже не мог. Дошел до самого края и теперь держал свою ношу над водой. – Еще раз закричишь, сволочь, брошу в воду! Из горла у Энно вырвался всхлип. – Не стану я кричать, – прошептал он. – Ах, все равно мне каюк, бросайте, и дело с концом! Больше я не выдержу… Комиссар посадил его на причал, сел рядом. – Ладно. А раз ты убедился, что я могу швырнуть тебя в воду и все-таки не швыряю, то, надеюсь, понимаешь, я не убийца, Клуге? Клуге пробормотал что-то невразумительное. Зубы у него громко стучали. – Так, а теперь слушай. Я тебе кое-что скажу. Про человека, которого тебе надо опознать тут, в Шлахтензее, я, конечно, соврал. – Но зачем? – Погоди. Кроме того, я знаю, к автору открыток ты касательства не имеешь; я думал, протокол, по крайней мере, убедит начальство, что у меня уже есть зацепка, и они от меня отстанут, дадут время изловить настоящего преступника. Но номер не прошел. Они жаждут заполучить тебя, Клуге, большие шишки из СС жаждут заняться тобой по-своему. Верят протоколу, считают тебя автором открыток или хоть распространителем. И они это из тебя выжмут, все выжмут, что захотят, на допросах, выжмут тебя как лимон, а потом убьют или отправят под Народный трибунал, а результат один, разве что мучения продлятся на неделю-другую подольше. Комиссар сделал паузу, и вконец запуганный, дрожащий Энно теперь, словно ища помощи, прижался к тому, кого минутой раньше назвал убийцей. – Вы же знаете, это не я! – запинаясь пробормотал он. – Клянусь! Вы не можете отдать меня им, я не вынесу, я буду кричать… – Само собой, будешь кричать, – безучастно подтвердил комиссар. – Само собой. Но их этим не проймешь, им от этого только удовольствие. Знаешь, Клуге, они посадят тебя на табуретку и направят прямо в лицо очень яркий прожектор, и придется тебе все время смотреть на слепящий свет, изнывая от жара. А при этом они будут задавать вопросы, час за часом задавать вопросы, сменяя один другого, как бы ты ни устал. А когда ты рухнешь от изнеможения, они пинками и хлыстом поднимут тебя на ноги и заставят пить соленую воду, а если и от этого толку не будет, все суставы на пальцах один за другим тебе повывихивают. Кислотой ноги обольют… – Перестаньте, прошу вас, перестаньте, я не могу это слушать… – Придется не просто слушать, но и терпеть, Клуге, день, два, три, пять дней – без передышки, круглые сутки, вдобавок тебя будут морить голодом, так что желудок твой ссохнется, как фасолина, и страшная, смертельная боль будет терзать тебя снаружи и изнутри. Но ты не умрешь; тех, к кому имеют вопросы, они так легко не отпускают. И начнут… – Нет-нет-нет! – закричал Энно, затыкая уши. – Не хочу больше слушать! Ни слова! Лучше уж сразу помереть! Некоторое время царила бездонная тишина. Потом Энно Клуге вдруг поежился и сказал: – Но в воду я не полезу… – Нет-нет, – добродушно отозвался комиссар. – И не надо, Клуге. Видите ли, я принес вам кое-что другое, гляньте, хорошенький пистолетик. Приставьте его ко лбу, не бойтесь, я придержу вам руку, чтоб не дрожала, а потом вы немножко согнете палец… Боли вы не почувствуете, просто все мучения и преследования вдруг закончатся, и вы наконец обретете мир и покой… – И свободу, – задумчиво обронил Энно Клуге. – Вот так же, господин комиссар, вы тогда уговорили меня подписать протокол, тогда вы тоже посулили мне свободу. На сей-то раз это правда? Как думаешь? – Ну разумеется, Клуге. Это единственная подлинная свобода, доступная нам, людям. Тогда я не смогу снова поймать тебя, снова пугать и мучить. Никто не сможет. Ты посмеешься над всеми нами… – А что дальше, за покоем и свободой? Там что-то еще будет, а? Как по-твоему? – По-моему, вряд ли будет что-то еще, ни тебе суда, ни преисподней. Только покой и свобода. – Зачем же я тогда жил? Зачем столько всего тут вытерпел? Я же ничего не делал, никого в жизни не радовал, никого по-настоящему не любил. – Н-да, большим героем ты не был, Клуге. И никакой пользы, пожалуй, не принес. Но зачем сейчас об этом думать? Сейчас в любом случае слишком поздно, сделаешь ли ты так, как я предлагаю, или пойдешь со мной в гестапо. Говорю тебе, Клуге, уже через полчаса ты на коленях станешь вымаливать пулю. Но все будет продолжаться долгие часы, пока они не замучают тебя до смерти… – Нет-нет, – сказал Энно Клуге. – К ним я не пойду. Давай пистолет… я правильно его держу? – Да… – И куда его приставить? К виску? – Да… – А теперь положить палец сюда, на спусковой крючок. Осторожненько, пока что я не хочу… Хочу еще немного с тобой поговорить… – Да ты не бойся, пистолет на предохранителе… – Знаешь, Эшерих, ты ведь последний человек, с которым я разговариваю… Дальше будет только покой, я никогда уже не смогу ни с кем поговорить. Он вздрогнул. – Когда я вот только что приставил пистолет к виску, от него повеяло ужасным холодом. Вот так же холодны покой и свобода, которые меня ожидают. Он наклонился к комиссару и прошептал: – Можешь обещать мне одну вещь, Эшерих? – Да. А какую? – Но тебе придется сдержать обещание! – Сдержу, если сумею. – Не сталкивай меня в воду, когда я умру, обещай. Я боюсь воды. Оставь меня здесь, на причале. |