Книга Месть розы, страница 29 – Николь Галланд

С другой стороны в приемную спустился его величество в накинутом на плечи, расшитом золотом халате и в сопровождении ночного телохранителя. Протяжно зевнув, он сказал Маркусу:

— Когда закончишь здесь, я хочу получить лекарство от бессонницы. Желательно, чтобы это была блондинка. Мальчиков-пажей посылать без толку: они никогда не понимают, что мне надо.

Внезапно во внутреннем дворе внизу раздался звонкий юношеский смех, в ответ на который из кухни донеслось сердитое шиканье. Какое-то время смех метался в замкнутом пространстве двора, а потом устремился вверх по винтовой лестнице. В результате графу пришлось отскочить в сторону, чтобы избежать столкновения с источником веселья — Жуглетом и Николасом, через узкий дверной проем промчавшимися мимо Альфонса в прихожую и выглядевшими так, словно они умирают от смеха. Оба были в туниках, явно больших по размеру, чем следовало.

— Сир! — выпалил Николас, имея в виду эти самые туники. — Посмотрите, что Виллем из Доля презентовал нам!

— И нужно было видеть кольца, которыми он одаривал дам! — добавил Жуглет.

Альфонс поднялся на одну ступеньку винтовой лестницы, но потом остановился, интересуясь реакцией Конрада. Сквозь бесстрастную маску его лица проступило откровенно расчетливое выражение, и это обеспокоило Маркуса.

Конрад выглядел изумленным.

— Что за странный парень! — воскликнул он.

Николас и Жуглет подошли поближе, предлагая ему и служащим Маркуса пощупать материю, из которой сшиты туники.

— Он, похоже, собирается раздарить все, что у него есть.

— В гостинице его обожают, сир, — сказал Николас, как если бы это что-то объясняло.

— И не только из-за подарков, — добавил Жуглет. — Подарки — это всего лишь проявление великодушного, преданного сердца.

Конрад на мгновение задумался, а потом обвел взглядом комнату в поисках Бойдона.

— Бойдон, завтра же утром пошли в гостиницу Виллему сотню фунтов нашими новыми монетами.

Все удивленно раскрыли рты.

— Сир? — дрожащим голосом переспросил Маркус.

— Хочу посмотреть, как он ими распорядится, — объяснил Конрад, не сводя взгляда с Жуглета, у которого внезапно возник зуд в самом неожиданном месте, так что пришлось отвернуться и почесать его.

Маркус быстро глянул на Альфонса и тут же отвел взгляд; Альфонс быстро глянул на Маркуса и тут же отвел взгляд. Снедаемый непреодолимым чувством беспокойства, сенешаль попытался вернуться к своим занятиям. Граф, задумчиво качая головой, продолжил путь вверх по лестнице к предназначенным для него апартаментам.

Закончив свои дела, Маркус накинул отделанный соболем плащ, спустился по лестнице и окунулся в прохладный, влажный вечерний воздух внутреннего двора. Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, он уселся на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей из покоев Конрада прямо во внутренний двор. Вяло улыбнулся, когда мимо в свете факелов проскользнула женская фигура, но был так расстроен и занят своими мыслями, что даже не понял, кто это, дама или служанка. Главное, не Имоджин, а значит, она не интересовала его.

Величайшая сила Маркуса как сенешаля часто переезжающего с места на место двора Конрада состояла в способности предвидеть и, следовательно, предотвращать все сколько-нибудь значительные накладки. Как любая выдающаяся способность, эта его черта одновременно с положительной имела другую сторону: он, как это принято говорить, шарахался от любой тени. Ощущение, что ситуация может обернуться бедствием, возникала у него очень быстро и легко, причем зачастую для этого не было никаких логических обоснований. Так обстояло дело и с появлением Виллема: на фоне всеобщего восхищения у Маркуса оно порождало ощущение непреодолимого, ползучего страха.

«Он же просто рыцарь, — убеждал себя Маркус. — Мелкий рыцарь из никому не ведомой глуши. На следующей неделе ни двор, ни Конрад даже не вспомнят, что он был здесь. И сам граф сказал сегодня, что свадьба совсем скоро».

У него возникло странное чувство, будто игра в шахматы, во время которой прозвучала эта фраза, происходила несколько недель назад. Маркус задумался над тем, какие цели преследует Жуглет, нахваливая и продвигая при дворе молодого бургундца.

— Маркус? — прозвучал над ним голос Конрада. Маркус поднял голову, вскочил, поклонился.

— Сир!

Махнув рукой — дескать, брось все эти церемонии! — Конрад продолжал спускаться по лестнице в сопровождении своей неизменной тени — ночного телохранителя.

— Она была очень, очень мила, эта блондинка, но не излечила меня от бессонницы.

— Прошу прощения, сир.

Конрад опустился на нижнюю ступеньку, взмахом руки велел Маркусу сделать то же самое и сказал заговорщицким тоном, очень тихо, чтобы телохранитель не расслышал:

— Интересно будет в конце концов понять, какова цель игры Жуглета.

— С рыцарем? Я как раз и сам раздумывал над этим, сир.

— Без сомнения, он действует в моих интересах — это всегда так. Тем не менее любопытно будет посмотреть, на что он посоветует Виллему истратить посланные мной деньги… Кстати о любопытстве. У меня к тебе случайно возник один вопрос.

Когда дело касалось его величества, ни о каких случайно возникших вопросах не могло быть и речи.

— Я полностью в вашем распоряжении, сир.

— Этот твой авантюрный, идиотский поступок, когда ты привел в лагерь мою маленькую кузину… Ты сказал мне правду о том, что не…

— Абсолютную правду, — вспыхнув, сказал Маркус. — Клянусь. И как ваш подданный, и как ваш старый друг.

— Значит, она по-прежнему девственница?

«О господи, — в ужасе подумал Маркус. — Это может интересовать его лишь в одном случае — если он собирается отдать ее кому-то другому».

— Я не спрашиваю, не обесчестил ли ее ты. Я уточняю, девственница ли она, — продолжал Конрад. — Насколько я помню, сохранение невинности больше волновало тебя; ей самой это было безразлично. Не доверяю женщинам, которые ведут себя таким образом. Убедись, что она девственница.

— Вы хотите забрать ее у меня? — глухо спросил Маркус. Император хмуро воззрился на него.

— Нет, — произнес он почти отеческим тоном, — но не забывай, Маркус, это политическая помолвка. То, что ты влюбился в нее, просто случайность, не имеющая никакого отношения к делу и, честно говоря, являющаяся свидетельством твоего дурного вкуса. Я закрыл глаза на то, что увидел в лагере, и это было в высшей степени неразумно с моей стороны. Я поступил тогда как твой друг. Но ты должен пообещать мне, тоже как друг, что я, как твой император, не окажусь в глупом положении из-за того, что закрыл глаза на твой проступок.

— Обещаю, — сказал Маркус. — Вам даже не нужно меня ни о чем просить. Меня и самого заботит ее честь.

— Значит, моя маленькая кузина чиста и невинна и у меня нет оснований подозревать, что дело обстоит иначе?