Книга Бессмертный, страница 131 – Трейси Слэттон

Она чуть улыбнулась и скрыла глаза под густыми ресницами. Сегодня на ней было бархатное платье цвета индиго, расшитое серебряными нитями и украшенное по корсажу богатым узором из жемчужин. Поверх платья она надела белую шерстяную накидку. Этот наряд удивительно шел к ее белоснежной коже, сложному колориту волос и агатовой гамме глаз.

— Полагаю, можно считать вас старым другом. Вы повидали меня в худшем виде! Что ж, Лука, выглядите вы замечательно, точь-в-точь так же, как много лет назад. Как-то даже удивительно видеть, что мои воспоминания о вас вовсе не были детскими фантазиями, — усмехнулась она, и ее щеки вновь залились румянцем.

— А что вы обо мне фантазировали? — негромко спросил я. — Что-нибудь хорошее?

Я улыбнулся ей многозначительно и почти вызывающе.

— Я не то хотела сказать! — Она покраснела от корней волос до хрупких ключиц.

— Я знаю, что вы хотели сказать. Просто хотел понять, что еще может за этим скрываться.

— Намеки — порождение нечестных намерений.

— Незаконное, как я сам, — согласился я, обыграв мою фамилию.

— Прошу вас, синьор, я не такая искушенная, как ваши флорентийские женщины, и нахожу этот разговор непристойным! — Она глубоко вздохнула. — Я… я вас тогда не спросила, чем вы занимаетесь во Флоренции? Тогда в Вольтерре вы сражались, как кондотьер, так умело лечили раненых. Я решила, что вы наверняка врач.

— Я был в свое время и воином, и врачом. А теперь занимаюсь алхимией.

— Алхимией? Как интересно! — просветлела она. — Мы обедали во дворце Медичи две недели назад, и я слышала, как Марсилио Фичино рассуждал на эту тему. Он удивительный человек, такой умный и загадочный. Он знает все обо всех великих мыслителях древности и весьма убедительно говорил о том, в чем языческие верования совпадают с христианством! Я увлеклась, слушая его. Я хочу изучать алхимию. И астрологию. Боюсь, я не так образованна, как ваши умные флорентийские женщины, но очень хочу наверстать упущенное. Мне очень понравилось учиться. И хочется знать все больше и больше. Мой муж был так добр, что нанял мне учителя.

«Еще бы ему не быть к тебе добрым!» — снова подумал я. Я был уже не в силах сдерживать свою ревность. Она просто была слишком красива: эти яркие волосы, белая кожа и маленькие нежные ручки! Я хотел заполучить ее для себя. Я хотел обнимать ее. Хотел опрокинуть ее на землю прямо здесь, на рынке, и сделать такое, что она стала бы кричать от наслаждения. Я еще никогда не испытывал такого безрассудного вожделения и с трудом узнавал себя в ее присутствии.

Но вслух я произнес:

— Даже во Флоренции мало найдется женщин, которые занимались бы алхимией и астрологией.

— Что ж, а мне бы хотелось, — ответил она, искоса смерив меня задумчивым взглядом. — Может быть, вы взялись бы меня учить.

«Еще бы, — подумал я, — охотно бы взялся, только твоему мужу не понравится тот предмет, которому я стал бы тебя учить». И я сказал:

— А что вы собираетесь покупать? Если не знаете, у кого что купить, могу показать вам лучших поставщиков.

— Мой муж был так внимателен, что поводил меня по Флоренции и познакомил с лавочниками. — Изящным жестом она обвела прилавки. — Впрочем, сегодня я пришла сюда скорее послушать, о чем судачат люди. Ручеллаи принимают активное участие в политической жизни Флоренции, и об этом всегда много разговоров дома. Хочу быть в курсе событий, чтобы мне было о чем рассказать родственникам за обедом.

— Уверен, ваш муж ценит ваши старания, — произнес я, не сумев скрыть резкости в голосе.

Маддалена вскинула голову и взглянула на меня, нахмурив брови.

— Я чем-то обидела вас, синьор? — спросила она, и по ее прелестному лицу разлилось беспокойство.

Я мотнул головой. Но не смог удержаться и ответил упреком:

— Я думал, вы дождетесь, когда я вернусь за вами в Вольтерру.

— Дождусь? — испуганно переспросила она. — Вы имеете в виду тот последний разговор, когда вы садились на коня… как его… Джинори… уезжая из Вольтерры?

— Вы звали меня вернуться. И я вам пообещал, что приеду.

Она покраснела, засмеялась и схватилась рукой за шею.

— Синьор, как я могла принять всерьез сказанное по доброте несчастной обиженной девочке!

Я ответил угрюмым взглядом, и она добавила:

— Вы же сказали это не всерьез, правда?

— Мы этого никогда не узнаем, не так ли? — с сарказмом ответил я.

Она долго смотрела на меня, озадаченно наморщив лоб. А потом отвела глаза, и, может, мне только показалось, но я заметил грусть в ее переливчатых глазах.

— Маддалена, Маддалена! Где ты там бродишь? — воскликнул знакомый голос.

К нам, обнажив меч, спешил Ринальдо Ручеллаи, сопровождаемый двумя вооруженными людьми, в которых я узнал друзей Лоренцо — один был родственником Ручеллаи, другой — член семейства Донати.

— Милая, тебе не стоит выходить на улицу, пока народ бунтует, — встревоженно укорил жену Ручеллаи, целуя ее в лоб.

«Какая трогательная сцена, как мило!» — подумал я.

— Среди заговорщиков есть вольтерранин. Тот, что ранил Лоренцо в шею, — вольтерранин, — продолжал Ручеллаи. — Тебе лучше переждать дома, чтобы никто не подумал, будто ты как-то связана с ним, и не отомстил тебе! Я не хочу, чтобы тебя убили на улицах Флоренции. Я же сойду с ума от горя, если потеряю тебя!

— На рынке, кажется, все спокойно, люди собрались, чтобы обменяться новостями, мне здесь ничего не грозит, — возразила Маддалена, обведя рукой толпу людей, которые без умолку говорили, перебивая друг друга.

— Это уж мне решать, теперь я в ответе за твою жизнь, моя Маддалена, — повелительно заявил Ручеллаи непререкаемым тоном, который был ему очень к лицу, соответствуя и внушительному росту, и коротко подстриженной седой бороде, и белоснежным волосам.

«Только послушайте его, — подумал я, — как он уверен в своих неоспоримых правах!» И снова во мне взыграла озлобленная ревность. Я потупил глаза, чтобы скрыть недобрые мысли. Правая рука налилась кровью, пальцы напряглись, готовые схватиться за меч.

— Это спокойствие ненадежно, синьора, — предупредил другой Ручеллаи, статный миловидный юноша, которого я часто встречал с Леонардо. — Из деревень стекается народ, чтобы присоединиться к мятежникам. Послушайтесь лучше мужа и посидите дома. Лоренцо де Медичи отправил свою жену и детей к друзьям в Пистою.

— Я могу сопроводить синьору до дома, — предложил я.

— Буду вам очень признателен, — отозвался Ринальдо Ручеллаи и в знак благодарности пожал мне руку. — Я вновь перед вами в долгу. Мне нужно заниматься делами Лоренцо, но вы же скоро отобедаете у нас, синьор Бастардо? Позвольте нам выразить наше уважение!

— Разумеется, — согласился я.

Все трое ушли, и мы с Маддаленой проводили их взглядом.