Книга Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь, страница 134 – Татьяна Шарпарь

Алексею стало почему-то очень приятно, будто это его похвалили.

– Все-таки что Анна Дмитриевна рассказывала о своей соседке?

– Вы ее подозреваете?

Металлу в голосе женщины мог позавидовать сам знаменитый диктор Левитан.

– Мы пока не имеем оснований ее подозревать. Нам, скорее, надо ее обезопасить, потому что она тоже может быть носителем важной информации.

– Да-да, Анечка с ней многими тайнами делилась. Она мечтала выдать ее замуж за Ивана.

Вот как, значит – замуж за Ивана.

– А сама Наталья Сергеевна об этом знала?

– Ну, она ей намекала, но у Ивана Ильича, кажется, невеста была. Правда, Анечка расстраивалась, что он родных с ней не знакомит.

Елена Дмитриевна вдруг засмеялась.

– Она даже шпионить за ним пыталась, правдаправда. И как-то раз приехала ко мне с фотографиями – сняла на камеру мобильного телефона. Красавица писаная – невеста его, только выражение лица какое-то высокомерное.

– А у Натальи Сергеевны? Ее фотографию Анна Дмитриевна вам, наверное, тоже показывала?

Ему еще раз хотелось услышать похвалу в сторону Наташи.

– Ну, тут и говорить не о чем: красавица, да умница какая – дочку сестры погибшей удочерила. Девочка такая замечательная у нее получилась.

Наверное, лицо Алексея расплылось в улыбке, потому что Елена Дмитриевна вдруг лукаво взглянула на него и спросила:

– А вы сами-то ее видели?

– Видел и разговаривал и полностью согласен с вами, – с удовольствием признался Алексей.

У нее зазвонил телефон, и она погасила улыбку:

– Але! Да, Андрей, заходи. Нет, приносить ничего не надо, сегодня была Мария, все принесла, что я просила.

Она закончила разговор и пояснила:

– Это мои воспитанники, бывшие, конечно. Заходят, ухаживают за мной, продукты носят, готовят. В общем, не обижают старуху.

– Какая же вы старуха? – искренне удивился Алексей.

– Старуха, старуха, – махнула рукой Елена Дмитриевна, – я Анечки старше на десять лет почти. Просто слежу за собой, вот и выгляжу хорошо.

– На мой взгляд, вы просто красавица.

– Это я перед учениками марку держу, – опять махнула рукой женщина.

– Что-то я еще хотел спросить, только растерялся, – сокрушенно покачал головой Алексей.

– А вы не торопитесь, – успокоила его Елена Дмитриевна, – я сейчас чайку соображу, мы спокойно посидим, поговорим.

Она ловко развернулась вместе со своим креслом и двинулась из комнаты. Алексей еще раз огляделся: уютно и функционально и вместе с тем красиво было в этой гостиной. Что-то важное забыл он узнать у этой красивой умной женщины. Никакая она не старуха. Он поймал себя на мысли, что с Еленой Дмитриевной ему хочется подружиться.

Чаек был сервирован на кухне, и они уже некоторое время сидели за столом, когда раздался звонок в дверь.

– Это Андрюша, – сказала Елена Дмитриевна, разворачивая кресло, чтобы встречать гостя.

– Разрешите, я открою, – поспешно поднялся Алексей.

– Ну, если вам так хочется.

Весь дверной проем оказался закрытым мощной фигурой мужчины, который держал в руках два пакета с надписью «Гастроном», а подбородком придерживал букет цветов. Он спокойно вошел, оттеснив посторонившегося Алексея, привычным движением бросил куртку на вешалку и спросил:

– Ты кто?

– Я – вот, – Алексей показал удостоверение. – Понятно. Чем обязаны?

– Беседую с Еленой Дмитриевной о ее сестре.

– А, – понимающе кивнул мужчина. – Андрей Максимов, – представился он, протягивая мощную ручищу.

Алексей с опаской пожал ее и назвал свое имя. – Мальчики, вы друг друга не побили?

Они одновременно оглянулись и увидели, что Елена Дмитриевна с интересом разглядывает их, слегка наклонив голову.

Андрей опять подвинул Алексея и подошел к женщине.

– Здравствуйте, Елена Дмитриевна, – сказал он, наклоняясь и целуя.

– Здравствуй, Андрюшенька, – тоже целуя его в подставленную щеку, ответила Елена Дмитриевна, – я же просила ничего не приносить.

– Так праздник же, – недоуменно развел руки Андрей, – тут ничего особенного, только вкусности всякие. Сейчас чай будем пить.

И он уверенно двинулся на кухню, прихватив свои пакеты.

Никак не возможно было встать и уйти из этой уютной кухни, а главное, от этих приятных людей. Андрей носился между чайником и столом, занимая собой все пространство, при этом двигаясь настолько свободно, что Алексею вспомнилось вдруг слово «изящно». Служебный разговор, ради которого был совершен многокилометровый переезд в Реутов, как-то сам собой свернулся, и начался обычный московский треп о пробках на дорогах, о странностях современной архитектуры, о новых фильмах и прочей ерунде, которую Алексей в своих напряженных буднях пропускал мимо ушей. Оказывается, это было интересно. Елена Дмитриевна участвовала в разговоре, делала остроумные замечания, то есть полностью владела информацией. Алексей помалкивал, слушал и удивлялся, как у людей хватает времени на такие пустяки. Вкусности, извлеченные Андреем из пакетов, стояли на столе прямо в магазинных упаковках, и никому не было до этого дела. Чашки тонкого фарфора выглядели среди упаковочной бумаги странно и неуместно. Елена Дмитриевна перехватила взгляд Алексея и сказала:

– Не обращайте внимания, Алеша. Андрею так удобнее. Я не возражаю.

Андрей, рассказывающий в это время о какой-то знакомой парикмахерше, остановился и недоуменно посмотрел на женщину.

– Что, Елена Дмитриевна?

– Ничего, ничего, Андрюша. Наш гость выразил недоумение по поводу сервировки стола, я ему объяснила наши с тобой договоренности.

– А, это?

Андрей махнул рукой, давая понять особенно щепетильным, что весь антураж ничего не стоит, и вообще, все ерунда.

Алексей мучительно соображал, о чем он так и не спросил Елену Дмитриевну. О чем же? Надо думать. Но думать, соображать, сопоставлять факты никак не получалось, потому что Андрей рассказывал, как его стригли в салоне на Новом Арбате.

– Вообще, я туда ни ногой, но тут Валька.

– Это его теперешний тренер, – пояснила Елена Дмитриевна.

Андрей шумно прихлебнул чай и продолжил:

– Сел в кресло, подходит… такая вся.

Он изобразил всем телом, как подходит, и какая такая «вся».

– «Как будем стричь?» – Я резонно отвечаю, что так и так, – он опять показал «как». – А она: «Это несовременно». Я ей говорю, что мне все равно, а надо удобно. А она встала около кресла и глазами. Я плюнул и все, блин, мастера хочу другого. Подошел этот, как его, с губами.