Онлайн книга «Дитя Всех святых. Перстень со львом»
|
Люди спящие, проснитесь! За навек усопших молитесь! Франсуа приблизился к нему. — Один денье, если отведете нас на улицу Глатиньи. Звонарь оказался маленьким ворчливым старикашкой. — Никогда не хожу в те места! — Ну, ну… Какая вам разница, где звонить… Почему бы и не на улице Глатиньи? — Оставьте меня! Дайте пройти! Вмешался Туссен: — Мы только что повстречали грабителей и быстренько отправили их к твоим усопшим. Давай веди, не то отберем твой фонарь. Тебя для этого и оглушать не придется! Ворча, звонарь по усопшим тронулся в путь. Так они миновали ров Пюнье и перешли Сену по мосткам Мильбрэй. Без света они наверняка распрощались бы здесь с жизнью. Наконец, добравшись до Сите, звонарь свернул налево, и все четверо оказались на улице Глатиньи. Франсуа дал старику обещанный денье. Тот пробормотал что-то невнятное и повернул обратно. До них в последний раз донесся звон его колокольчика и мрачный призыв: Люди спящие, проснитесь! За навек усопших молитесь! Потом они постучались в дверь заведения мадам Гильеметты. Им устроили торжественную встречу. Бандерша была окружена всеми своими девицами, и они поджидали их, видимо, уже давно. — Сейчас так неспокойно! Мы уже опасались, не случилось ли с вами какое несчастье. Жилетта Берсийка бросилась в объятия Франсуа, словно животное, нашедшее, наконец, своего хозяина. И тут же ахнула: один из его рукавов был разорван, а лоб перечеркивала красная ссадина. Без сомнения, это Сивобородый чиркнул ножом, а Франсуа даже не заметил. Одновременно с первым раздался и второй крик: девушки только что обнаружили, в каком состоянии находится Жан. Мадам Гильеметта в ужасе восклицала: — О боже! Что с вами случилось? Жан вскочил на низенький столик и заговорил с комическим пафосом: — Чтобы добраться до вас, мы преодолели тысячу опасностей! И первым в их ряду был ночной горшок какого-то злокозненного парижанина, содержащий все миазмы и элементы проказы, чесотки, перемежающейся лихорадки и золотухи! Франсуа сменил его, выражаясь столь же выспренно: — Мы обратили в бегство Сивобородого и его шайку. Но на сегодня хватит искушать судьбу! Туссен подхватил: — В своем стремлении к вам мы так спешили, что чуть было не угодили в пропасть более глубокую и зловонную, чем сама преисподняя! Жан завершил рассказ: — Наконец, мы взяли в проводники заупокойного звонаря и последовали за ним без всякого трепета перед душами усопших, которые вились над ним. И все это мы превозмогли единственно из любви к вам! Мадам Гильеметта рассмеялась от всей души: — До чего же лихо вы поете на три голоса! Настоящее трио. Надо бы вам придумать название! Какое-то время все галдели наперебой, но вдруг Туссен хлопнул себя по лбу: — Генеральные штаты! [37] Мадам Гильеметта призналась, что не понимает. Туссен улыбнулся: — Ну да, мы сами и есть Генеральные штаты. Он глубоко поклонился Жану: — Церковь… Он отвесил Франсуа чуть менее почтительный поклон: — Дворянство… Потом выпрямился с каким-то озорным подскоком: — И народ! А все вместе мы — Генеральные штаты! Его объяснение вызвало единодушный восторг. Девицы хлопали в ладоши и пронзительно требовали сказать речь. Жан опять вскочил на столик и, напустив на себя благочестивый вид, сложил руки. — Вот Церковь: самая грешная из всех троих, суровая к слабым, угодливая перед сильными, не имеющая ни веры, ни милосердия, ни сердца; распутная, бесстыжая, порочная, заблудшая, растленная, развратная, сластолюбивая, блудливая, извращенная, похабная, нечестивая и святотатственная — клянусь волосом с лобка Святой Девы!.. Мадам Гильеметта и ее девицы торопливо перекрестились. Разумеется, сейчас Жану хорошенько досталось бы от них на орехи, но Франсуа отвлек внимание на себя. Он схватил лежавшую на полу медвежью шкуру, набросил ее на спину и вразвалку прошелся по комнате, испуская при этом утробное ворчание. — А вот дворянство: тупое, глупое, невежественное, грубое, неуклюжее, неотесанное, звероподобное, себялюбивое… Он забился в угол комнаты и притворился, будто защищается от невидимой угрозы. — Боязливое, пугливое, малодушное, трусливое… Он вернулся к компании, рыча еще более причудливо: — И глупое-преглупое, как скот! [38] Теперь настал черед Франсуа получать почести. Но когда на столик влез Туссен, тишина снова восстановилась. Однако, ко всеобщему удивлению, он оставался неподвижен и не произносил ни единого слова. Наконец мадам Гильеметта потеряла терпение. — Ну же, народ! Народ-то что делает? — Народ? Туссен приложил палец к губам: — Безмолвствует… Потом испустил глубокий вздох, надрывающий сердце. — Страдает… Быстрым движением Туссен открыл кошель Франсуа, привешенный к поясу, вынул оттуда горсть монет и швырнул девушкам. — И платит! Это вызвало целую бурю восторга. Все били в ладоши и кричали: — Да здравствует Церковь! Да здравствует дворянство! Да здравствует народ! Да здравствуют Генеральные штаты! Мадам Гильеметта собрала деньги и принесла графины с вином. Они чокнулись все вместе. Потом хозяйка ушла с прочими девушками. Остались только три пары. Они пили много и засиделись допоздна. Жилетта из Берси захотела сыграть в игру «не солги». Жан хотел было воспротивиться, но остался со своим мнением в одиночестве, и игра началась. Жилетта спросила Франсуа: — Кем была та, что получила твой первый поцелуй? Такого вопроса Франсуа не ожидал, но не захотел от него уклоняться. Сначала этот безумный день в парижской толпе, потом победа над Сивобородым и выходка с медвежьей шкурой, которая разом стерла столько дурных воспоминаний, — все это привело его в восторженное состояние. Он прыснул со смеху: — Это был мальчишка! Жан повернулся к нему с нескрываемым интересом. — Решительно, ты гораздо более непредсказуем, чем мне казалось. Так значит, с ним ты и… |