Книга Рыцарь в черном плаще, страница 11 – Эрнест Капандю

— Ах, Боже мой! Вы говорите о нем только хорошее, месье де Таванн! — сказала Госсен, смеясь. — Я решительно готова вам поверить.

— И прекрасно сделаете!

— Если Петушиный Рыцарь ваш друг, месье де Таванн, — заметил аббат де Берни, — то уж, конечно, он не из числа друзей графа де Шароле!

— В этом он похож на многих других, — добавил де Коссе-Бриссак.

— На вас, например, любезный герцог?

— Признаюсь!

— Вы ненавидите графа де Шароле? — спросила Комарго, кокетничая.

— Я помню, как однажды в вашей гостиной, желая остаться с вами один на один, он осмелился мне сказать: «Уходите!» Я посмотрел прямо ему в лицо и ответил: «Ваши предки сказали бы: „Уйдем“. Если бы я был простой дворянин, он велел бы меня убить, но он испугался моего титула и уступил мне место, которого я никогда не уступил бы.

С этими словами герцог любезно поцеловал руки очаровательной танцовщицы.

— Вспомните того мужа, которого он велел убить, чтобы отвязаться от ревнивца? — прибавил Креки.

— У него страсть, — продолжал аббат де Берни, — стрелять для своего удовольствия в кровельщиков, которые работают на крыше его особняка.

— Он уже убил трех или четырех, — заметила Госсен.

— Кстати, — сказал Ликсен, — вам известен его последний разговор с королем?

— Нет, — отвечала Дюмениль.

— Несколько дней тому назад, — продолжал князь, — чтобы доказать свою ловкость, граф побился об заклад, что всадит пулю в череп человека, который работал на крыше монастыря, что находится рядом с особняком.

— Это правда. Граф де Шароле живет возле меня, — сказала Комарго, — на улице Фран-Буржуа.

— Он убил работника? — спросила Сале.

— Наповал!

— Вот чудовище!

— На другой день, — продолжал де Берни, — он пошел, как он обычно делает в подобных случаях, просить помилования у его величества Людовика XV. Король подписал его помилование, а затем и другую бумагу.

«Вот ваше помилование, — сказал он, — а вот подписанное заранее, еще без имени, помилование того, кто убьет вас!»

— Великолепно! — вскричала Комарго. — И что же сказал граф?

— Ничего, но, вероятно, он примет к сведению предостережение его величества.

— Я не скрываю, что не люблю графа де Шароле, — продолжал Бриссак.

— И я, — сказал Ришелье.

— И я, — прибавила Сале.

— Однако он был страстно в вас влюблен, — сказал маркиз де Креки, — он повсюду следовал за вами.

— Я ужасно его боялась!

— Граф де Шароле и любит-то, вселяя страх, — прибавил аббат де Берни.

— Доказательством может служить участь мадам де Сен-Сюльпи, — сказала Кинон.

— О, это ужасно! — вскричала Сале.

— Разве это правда? — спросила Госсен.

— Конечно, — отвечал де Берни, — я сам видел, как умирала эта бедняжка. Я принял ее последний вздох, и, хотя я тогда был еще очень молод, эта сцена запечатлелась в моей памяти. Я, как сейчас, слышу проклятия жертвы графа.

— Де Шароле убил ее?

— Для собственного удовольствия.

— Как это произошло?

— Это случилось за ужином, во времена регентства. На мадам де Сен-Сюльпи было платье из индийской кисеи. Граф де Шароле взял подсвечник и поджег это платье, чтобы доставить себе удовольствие видеть, как сгорит женщина.

— Негодяй! — вскричали одновременно Комарго, Сале и Госсен.

— Это истинная правда! — сказала Кинон.

— И она сгорела?

— Да! Меня позвали к ней, когда она умирала, — сказал аббат.

— И такие преступления совершает принц крови! — возмутилась Дюмениль.

— Потомок великого Конде, — прибавила Кинон, — брата герцога Бурбона!

— В ту самую ночь, когда граф совершил варварский поступок, — сказал Ришелье, — его нашли связанным и погруженным до подбородка в яму, наполненную нечистотами. Рядом стояла его карета, опрокинутая набок, без лошадей, а кучер и два лакея были связаны. Никто так и не узнал, кто опозорил графа.

— А кого граф обвинял? — спросила Софи.

— Никого. Он не знал, кто его поставил в столь унизительное положение.

— Однако он дешево отделался: только принял после происшествия ванну, — сказал аббат де Берни.

— Из крови? — спросила Кинон.

— Как из крови? — ужаснулась Дюмениль.

— Конечно. Это обычное дело для графа.

— Он принимает ванны из крови?

— Как? Вы этого не знаете? Однако весь Париж только об этом и говорит.

— Де Шароле принимает ванны из крови?

— Да. Чтобы поправить свое здоровье, он принимает ванны из крови быков.

— Говорят и худшее, — заметил Таванн.

— И, может быть, не напрасно, — прибавил Ришелье.

— Что же говорят? — спросила Дюмениль.

Креки осмотрелся вокруг, не подслушивает ли какой-нибудь нескромный лакей, потом, понизив голос, сказал:

— Говорят, что эти ванны, которые он принимает в последнюю пятницу каждого месяца, состоят на три четверти из бычьей крови и на четверть — из человеческой.

Все присутствующие вздрогнули от ужаса и отвращения.

— Говорят также, — сказал маркиз, — что эта человеческая кровь — кровь ребенка.

— Какой ужас! — вскричала Сале.

— И граф совершает подобную гнусность для улучшения своего здоровья! — возмутилась Дюмениль.

— Он надеется помолодеть, — сказал герцог Ришелье.

— Если бы король это знал!

— Но он пока не знает, никто не осмеливается ему рассказать.

— Довольно, не будем об этом, — сказала Госсен с выражением глубокого отвращения.

— Скажите мне, месье де Таванн, почему вы решили, что ваш друг, Петушиный Рыцарь, враг графа де Шароле?

— Почему… не знаю, — отвечал виконт, — но это легко доказать. В прошедшем году каждый раз, когда граф позволял себе проделать что-то гадкое — стрелять в прохожих, вырывать волосы у лакеев, мучить женщин, которых любит, — на дверях его особняка ночью появлялась афиша с такими простыми словами: «Шароле подлец», и подпись: «Петушиный Рыцарь». Вы догадываетесь, что афиши эти висят недолго. Граф никак не может застать врасплох виновного, хотя и отдал распоряжение, но…

Жалобный крик, вдруг раздавшийся на улице, остановил слова на губах виконта.

— Похоже, зовут на помощь, — сказал маркиз де Креки, вставая.

— Кто-то стонет, — добавила Комарго.