
Онлайн книга «Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей»
– Держись, камерад, держись, – старался успокоить друга Фаддей. Успокаивал, а сам понимал: дело-то их – швах, скоро им карачун выйдет. Ладно, он, на родной хоть земле богу душу отдаст, а Дижу… жалко. И вот ведь что страшно: Дижу раньше никогда на близкую гибель не жаловался, не боялся ее. Жизнь презирал и даже гордился сим своим презрением. Все удары судьбы с усмешкой мизантропической встречал. А теперь вот… А теперь все иначе. Казалось, Дижу горячо заинтересован в том, чтобы в живых остаться. Более не ненавидел Рудольф свое существование, а совсем наоборот. Фаддею это не сегодня в глаза бросилось. Все то время, что из Москвы они утекали, Булгарин подмечал, что Дижу все больше и больше из улиточного домика своего выглядывает. Чем холоднее зима делалась, тем сильнее Дижу преображался. До сих пор Фаддей предпочитал друга ни о чем не спрашивать, но теперь, кажется, настало время для разговора откровенного. А что? И дорога веселее пойдет. – А что это ты так домой восхотел? Что ты мне еще не рассказал, а, камерад? – невозмутимо спросил он Дижу, искоса поглядывая на товарища. Лицо Дижу дрогнуло. Заросшее черной бородой лицо это, как ни странно, в последние дни мягче сделалось. И даже темные, бездонные глаза потускнели. – Не понимаю, камерад, о чем это ты, – хмыкнул Дижу. – Прекрасно понимаешь, камерад! Есть что-то, что домой тебя гонит. – Ага, русские казаки, – проворчал Дижу, но проворчал как-то слишком смущенно. И глаза, глаза выдавали его. – Так как зовут ее ? — Фаддей внимательно взглянул на Рудольфа. Дижу вскинул на него глаза, торопливо отвел в сторону. – Мари… Ее зовут Мари, – отозвался он едва слышно, словно горло ему сдавил кто-то незримый. – Мари… – Фаддей на мгновение замер. Господи, Мари! – Рассказывай же! – Черт побери, что я должен тебе рассказывать? – Кто она такая, эта Мари? – Это… это не очень хорошая история… – Да говори же! Дижу испустил страдальческий вздох, обошел брошенную прямо посреди дороги пушку. Канониры кинули застрявшее орудие, потому что больше не было сил вытаскивать его из сугробов. Скорее всего, лошади пали, а то и пушкари их съели. – Я… я бросил ее. С ребенком. Фаддей и хотел было что-то ответить, да вот только не знал, что полагается говорить в таких случаях. – Так ты – отец? – только и подивился он. – Да, отец, – в голосе камерада прозвучало что-то такое, что можно было и за подобие гордости принять. – Тогда почему ты бросил ее? – Почему? Почему? – взорвался Дижу. – Ты же меня знаешь! Знаешь, какой я человек! Неужели ты думаешь, что я сбежал по какой-то другой причине, а не от того, что она забрюхатела? – Ну, и кого она родила, мальчика или девочку? Дижу ухватил Фаддея за воротник и с силой встряхнул. – Да если бы я только знал, болван! Я же вообще никогда не видел этого ребенка! Вот только недавно она его родить должна была! – А кто она такая, эта Мари? – повторил Фаддей свой вопрос. – Да самый прекрасный человек на свете, вот кто! Густые каштановые волосы, зеленые глаза, улыбка такая… такая нежная… Простая девчонка, из того местечка, где я кузнечному делу обучался. Отец ее моим мастером был, здорово он гонял ее. У него сыновей-то не было, так она и коней мне помогала подковывать, вот так-то. Сильная была. И очень умная, – Дижу тяжело вздохнул. – Помню, как она мне сказала, что ребеночка-то ждет. Замуж просилась. А я ей ни слова не сказал, молчал, как осел упрямый. Просто возился в кузнице, ждал, когда она уйдет. Я ее тогда в последний раз видел. – И ты позволил ей вот так просто уйти? – Фаддей недоверчиво помотал головой. – Ты отослал ее брюхатой к отцу? Одну? Да что же ты за скотина такая? – Ужасная скотина, – подал голос кто-то из идущих впереди солдат. – Заткнись или я пристрелю тебя! – взвился Дижу. А потом обернулся к Фаддею. – Ты же знаешь, каким я был! Что не нужна мне была ни семья, ни дети! – Да, а теперь? Дижу весь съежился. – Я хочу домой, парень. Я хочу к Мари и ребенку! Я хочу, чтобы у нее был муж, а у ребенка – отец! И я не хочу, чтобы этот ребенок всю свою жизнь думал об отце с ненавистью, потому что тот струсил и бросил их с матерью в нужде! Я хочу жить вместе с ними и ради них! И вот что я скажу тебе, камерад: я люблю Мари, она – удивительный человек! Фаддею было тошно, и он прекрасно понимал, что и Дижу сейчас ничем не лучше. – И как же ты внезапно все это захотел, а? – Что? – Почему именно теперь тебе к ним захотелось? Почему вдруг тебе судьба твоей Мари не безразлична сделалась? Они дружно обогнули свалившегося на землю солдата, окончательно выбившегося из сил, и даже не глянули на него. Дижу внимательно глянул на друга. – Помнишь… помнишь тот пожар в Москве? – нехотя промолвил он. – Еще бы мне не помнить, как горел родной город! – горько усмехнулся Фаддей. – А я в нем врагом был, в этом море пламени! Было горячо, уж поверь мне! – Хватит болтать! – выкрикнул Дижу. – Ты тогда вынес меня из огня. – С большим трудом, но припоминаю. – Я-то без сознания, как куль, на тебе висел. В какой-то момент, правда, когда ты меня раз на землю стряхнул, я в себя пришел. Хочешь верь, хочешь нет, но вся жизнь перед глазами в миг единый промелькнула. И такой уж мелкой ненависть моя к отцу, деду, кузнецу-учителю показалась. Хоп! И смыло ее, когда ты меня в реку-то окунул. Осталась только Мари. И то, как я идиотски повел себя. Я лежал на берегу и думал: как же глупо я жил до сих пор! Стыдно как-то жил! Почему-то мне с рождения жизнь тяжело давалась, так я ее еще и другим усложнял, как мог. Мерзко от этого делается! А потом еще в Даву стрелял. Мне ведь до сих пор этот выстрел снится, Булгарин, покоя не дает. В общем, все это я в Москве горящей понял. И решил, что не хочу умирать, вернее, не хочу умирать ошлепком жалким. И одна только мысль в голове была: лишь бы Булгарин меня вытащил. И ты меня вытащил. Это – знак. Фаддей вскинул глаза к небу, перевел на черные ели на обочине дороги, на бесконечный людской поток на старом Смоленском тракте. Потом взглянул на Дижу и молча кивнул головой. – Вот почему мне непременно домой надобно! – выдохнул Дижу. – Чтобы с Мари и ребенком быть! Уж и не знаю, как она все пережила, беременная, да без мужа – и со стариком-отцом. Вот почему мне до Смоленска добираться нужно, отдохнуть и – в путь! – Думаю, скоро уж доберемся до цели, – сказал Фаддей, махнув рукой в сторону покрытой снегом и льдом реки. – Скоро и сам Смоленск покажется… |