Книга Вперед, на Запад!, страница 42 – Чарльз Кингсли

— Я надеюсь, вы не обидитесь на меня, мистер Вильям, но когда собираетесь вы и другие отправиться за… за ней? — Имя застряло у него в горле.

Карри смутился.

— Тебе какое дело, Катилина, пьющий кровь? — спросил он, пытаясь смеяться.

Но Джек пристально смотрел ему в лицо и после некоторого молчания спросил:

— Как далеко до Каракаса, сэр?

— Что тебе до того, дружище?

— Я слышал, он назначен туда правителем, значит — это место, где ее можно найти.

— Не собираешься же ты отправиться туда отыскивать ее? — воскликнул Карри с насильственным смехом.

— Это зависит от того, смогу ли я отправиться; но если я смогу наскрести денег или получить место на каком-нибудь корабле, это будет исполнено.

Билль посмотрел на Браймблекомба, чтобы убедиться, не пьян ли тот, не сошел ли с ума. Но маленькие свиные глазки были трезвы. Билль не знал, что ответить. Смеяться над бедным малым было очень легко, отрицать, что он прав, было труднее.

— Вы увидите, — сказал Джек со свойственным ему глупым упорством. — Это трудно лишь с первого взгляда, и, кроме того, никому не причинит вреда, если я никогда не вернусь.

Карри изумленно молчал.

— Одолжите мне пять фунтов и возьмите в залог мои книги, чтобы помочь мне уехать.

— Ты сошел с ума или грезишь. Ты никогда не найдешь ее.

— Это не основание не искать ее.

— Но, мой добрый друг, если ты даже доберешься до Индии, то попадешь в руки инквизиции, и тебя сожгут живьем, — это так же верно, как то, что твое имя Джек.

— Я думал об этом, — ответил Джек страдальческим тоном. — И я перенес тяжкую борьбу со своей плотью, так как я — большой трус, подлый трус и всегда им был, вы знаете. Но пусть лучше меня сожгут, и все будет кончено, чем жить дальше таким образом! — и Джек горько заплакал.

— Я хотел бы знать, что сказал бы на все это Эмиас Лэй, будь он дома?

— Сказал бы? Он сделал бы. Он не из тех, кто разговаривает. Он пойдет за нее в огонь и воду, поверьте мне, Билль Карри, и назовите меня ослом, если он этого не сделает.

— Будь рассудителен, Джек. Если ты подождешь, как разумный и терпеливый человек, вместо того чтобы очертя голову бросаться навстречу гибели, что-нибудь может выйти.

— Вы так думаете?

— Я не могу обещать, но… ты не должен ехать, пока не вернется Эмиас. Жизнью клянусь, я все расскажу твоему отцу, если ты не обещаешь мне сделать так, как я говорю, а отца ты не посмеешь ослушаться.

— Я не уверен даже в этом, по совести говоря, — с выражением сомнения промолвил Джек.

— Во всяком случае, ты останешься пообедать со мной, старина, и мы обсудим, нарушил ты пятую заповедь ^[113] или нет.

Джек любил (как мы знаем) хорошо покушать, и любовь его слишком часто оставалась неудовлетворенной, поэтому он подчинился, и Карри думал, когда Джек уходил, что почти уговорил его. По крайней мере Джек отправился домой, и в течение недели его не было видно.

Но к концу этого срока он вернулся и радостно сообщил:

— Я все устроил, мистер Билль, я отправляюсь в Лондон переговорить с Франком.

— В Лондон? Как ты туда попадешь?

— На своих на двоих, — ответил Джек, указывая на свои кривые ноги. — Но я надеюсь получить место на каком-нибудь каботажном судне до Бристоля, а оттуда, я слышал, остается уже совсем незначительное расстояние.

Напрасно старался Карри разубедить его. Получив насильно врученную ему маленькую ссуду, Джек ушел.

Через некоторое время он опять появился в поместье Кловелли, как раз перед ужином, похудевший и усталый, и уселся среди слуг, пока не появился Билль.

Билль позвал его наверх и после ужина отвел в сторону и спросил, что он успел.

— Я узнал, что есть на земле человек, который любит ее еще больше, чем я. Он говорит то, что я говорю: «поезжай!», и он говорит то, что вы говорите: «жди!»

— Что ж ты решил?

— Я послушаюсь того, кто лучше меня, и подожду.

И в тот же вечер Джек отправился домой в свой приход, несмотря на усталость и на все уговоры провести ночь в Кловелли.

Но его пребывание оставило ряд мыслей в голове Карри, которые не давали бедняге покоя ни днем ни ночью, пока незначительный случай не облек их внезапно в определенную форму.

В один пасмурный день Билль шатался (как он рассказывал потом Эмиасу) по набережной Байдфорда, когда подошел Солтэрн. Карри избегал его раньше отчасти из деликатности, отчасти из неприязненного отношения к его предполагаемому жестокосердию. Но на этот раз они встретились лицом к лицу, и Карри не мог пройти мимо, не заговорив с ним.

— Ну, мистер Солтэрн, как подвигается морская торговля?

— Подвигалась бы достаточно хорошо, сэр, если бы кто-нибудь из вас, молодых, последовал примеру мистера Лэя и отправился искать за нас, остающихся дома, новых рынков для наших изделий.

— Что? Вы хотите избавиться от нас, а?

— Не знаю, зачем мне этого хотеть, сэр. Нам не придется теперь столкнуться, как некогда могло случиться. Но если бы я был на вашем месте, я уже сейчас был бы в Индии, если б не сражался где-нибудь ближе к дому.

— В Индии? Вряд ли бы мне удалось ремесло Дрэйка.

На этом беседа прервалась, но Карри не забыл намека.

— Одним словом, брат, — сказал он Эмиасу, — если ты собираешься принять предложение старика, я тоже последую с тобой за бедой иль победой. Если она с ним, мы найдем их в Ла-Гвайре.

— А если их там нет, Билль, найдутся корабли с драгоценными грузами, и стыдно нам будет, если мы вернемся домой с пустыми руками.

— Только помни, если мы поедем, мы должны взять с собой Джека Браймблекомба, не то он пронзит себя оленьим рогом.

— Джек непременно поедет. Никто не заслуживает этого больше, чем он.

Затем последовало длинное совещание по практическим вопросам, и было решено, что Эмиас поедет в Лондон навестить Франка и свою мать, прежде чем предпринять какой-либо дальнейший шаг.

И на следующее утро Эмиас отбыл в Лондон.

Возьмем лодку у лестницы Уайтхолла ^[114], как сделал Эмиас, и проскользнем впереди него под старый лондонский мост и дальше к набережной Дартфорда, где стоит как бы набальзамированный знаменитый корабль «Пеликан», на котором Дрэйк совершил плавание вокруг света.