
Онлайн книга «Покаяние «Иуды»»
— Негусто, однако, — заметил Моисеенко и ту же продолжил: — Скажите, а Саша имел какие-нибудь послабления от администрации изолятора? — От этих извергов добьешься послаблений. Они там вообще зверствуют. — Почему вы за него заступились, когда блатные хотели его изнасиловать? — У меня с блатными были свои счеты, ведь они и на меня нападали. Вот когда мы с Александром объединились, нам стало проще. Мы даже спали по очереди, чтобы эти гады не смогли застать врасплох. — В чем его обвиняют? — Понятное дело — в попытке убить Шушкеева. Правда, говорил еще что-то о валюте. — Так, так, — оживился Моисеенко. — Что именно он говорил? — О том, что следователь задавал вопросы, мол, что он знает о торговле Шушкеевым валютой. Я тогда на это не обратил внимания, не знал, что пригодится. — А к нему нет претензий по валюте? — Нет, это Шушкеева за валюту могут посадить. — А Сашу за что? — Я же сказал, за удар ножом, — резко бросил Эди, после чего Моисеенко глянул на Марка, который успокаивающе кивнул, мол, такая реакция возможна. — Вы знаете, кто допрашивает Сашу? — Следователь, — ухмыльнулся Эди. — Понятно, что следователь, но от какого он ведомства? — Ментовский. — Это Саша говорил? — Конечно, кто же еще. Он еще жаловался, что мент требует от него сделать заяву на Шушкеева, обещая за это снисхождение по его делу. — Он не рассказывал, о чем конкретно? — Нет, да мне это и неинтересно было. Помню, тогда я ему сказал, что следователь может наобещать и не выполнить обещание. — Сашу часто вызывали на допрос? — Не чаще других. — Долго ли допрашивали? — Так же, как и других, по два-три часа. — Его не избивали на допросах? — Этого не было. Что-что, но рукоприкладства со стороны следаков не было. — Как он себя вел после допросов, не было ли у него некоторой неадекватности в поступках и словах? — Каждый раз возвращался озлобленным, а насчет адекватности или неадекватности ничего не могу сказать. Каких-либо сдвигов по фазе я не замечал, — хихикнул Эди. — Хорошо, скажите тогда, в чем проявлялась его озлобленность? — Матом ругался в адрес своего следователя и надзирателей, которые обзывали его мокрушником, оскорбляли всякими грязными словами, — раздраженно заметил Эди. — Извините, а что значит «мокрушник»? — спросил Моисеенко, бросив недовольный взгляд на улыбающегося Марка. — Убийца. Этого только дошколята не знают, — в прежнем тоне заметил Эди. После чего по рекомендации Марка Моисеенко поменял тему и спросил: — Эди, можете рассказать, что из себя представляют ваши минские друзья? — Вы о Юре? — улыбнулся он. — Не только о нем, но и о блатных и, конечно, о себе впридачу, — уточнил Моисеенко. Эди, не торопясь, рассказал о Юре и адвокате, а также знакомых из числа блатных. Затем, после напоминания Моисеенко, о своей семье, жизни в Казахстане и на Кавказе. Моисеенко слушал внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы, а в конце неожиданно спросил: — Эди, вы сотрудник КГБ? — О-о, так меня еще никто не обзывал. Националистом, врагом народа и тому подобное приходилось слышать, но гэбистом еще нет, — рассмеялся Эди, а затем, брезгливо сморщив лицо, заметил: — Я не просто сотрудник КГБ, я Штирлиц. — В каком звании? — невозмутимо спросил Моисеенко. — Майор, нет, штандартенфюрер, — бросил Эди. — Ха-ха, от ваших вопросов можно обалдеть, вы это понимаете? — Понимаю. Но все-таки, где вы учились на чекиста? — взволнованно спросил Моисеенко. — Ну хорошо, давайте поиграем, — легко засмеялся Эди. — Запоминайте — в Тбилиси. Знаете, там природа… Нет, даже не буду пытаться передать словами. Это невозможно, — мечтательно промолвил он, наблюдая за тем, как недоуменно переглянулись Моисеенко и Марк. — Он издевается над вами, шеф, — приглушенно обронил Марк, наклонившись к Моисеенко. — Точнее не можете сказать, где находится здание, где вы учились? — спросил он, сделав знак рукой, чтобы не мешал. — Без проблем, — ответил Эди, изобразив на лице снисходительную улыбку. — Рядом со стадионом «Локомотив» и институтом иностранных языков. Кстати, там прекрасный бассейн… — И сколько вы учились? — прервал его Моисеенко. — Пять лет. И знаете, все эти годы каждое утро кроссы бегал в горы на «Черепашье озеро». Прекрасный вид… рекомендую съездить и посмотреть. — А чему вас там учили? Придав лицу серьезный вид, Эди ответил: — Ну как бы сказать, чтобы вас не обидеть?.. — Дорогой Эди, пожалуйста, не думайте об этом, главное — истина. Так что смело отвечайте на мой вопрос, — пропел Моисеенко, обратив на Марка торжествующий взгляд. — Всяким хитростям, например, как сбить противника с ног и выиграть. — Не совсем понятно, не могли бы уточнить? — нетерпеливо попросил Моисеенко, к которому тут же наклонился Марк и шепнул, чтобы тот не форсировал события. То ли послушавшись его совета, то ли сам решив не торопиться, Моисеенко произнес: — Хотя об этом мы можем и позже поговорить. — Можно и позже, — согласился Эди, — но мне, собственно, и добавить нечего, если не рассказывать, как я на практике все это претворял в жизнь. — Хорошо, тогда скажите, вы были специально подселены в камеру к Бизенко? — О-о, это уже становится забавным, — ухмыльнулся Эди и без всяких пауз зло добавил: — Товарищ или кто вы там, я думал, что понимаете юмор. Оказывается, нет. Поэтому вынужден послать вас на хрен с вашими дурацкими вопросами. Нашли тему для игры. Имейте в виду, могу и врезать за оскорбление. При этом он сделал несколько быстрых глубоких вдохов и выдохов, подвигал при этом плечами, демонстрируя тем самым свое возбужденное состояние, что произвело на его истязателей необходимое впечатление. После чего Марк что-то шепнул резиденту на ухо и подошел к Эди. Прощупал пульс и, пристально заглянув в немигающие глаза, вернулся на место, на ходу кивнув своему шефу, что можно продолжать. — Эди, Эди, ради бога, извините, — торопливо заговорил Моисеенко, — я не хотел вас обидеть. Даже не предполагал, что вы так остро среагируете на такой простой вопрос. Понимаю, что вы и ваша семья пострадали от гэбистов, а я тут со своими вопросами… но ничего, с кем не бывает. Так что отнесите это насчет моей старости и давайте продолжим наш разговор. Вы согласны? — Я не возражаю, если перестанете глупости говорить и оскорблять, — несколько спокойней ответил Эди. |