
Онлайн книга «2024-й»
— Я хочу, — проговорил он значительно, — чтобы мои модели оставили в таком же виде… — Но каждый станет менять под себя, — сказал я. — Станет, — согласился он, но глаза блеснули дьявольской гордостью: — Однако подвигает ползунками, наиграется с пропорциями, вздохнет и вернется к моему дефолту! По крайней мере, я уж постараюсь… да и, кроме того, я получил одно заманчивое предложение… Я насторожился: — От кого? — От ведущей клиники, — сообщил он, — по пластической хирургии. У них проблемы с новыми типами морд! Кстати, они с нами под одной крышей, только к ним из холла направо… Все женщины выходят одинаковыми. Не по вине хирургов, те смогли бы разнообразить, но бабы дуры, как все мы знаем, сами выбирают. А выбирают всегда одних и тех же, наивно полагая, что только они вот такие умные, а остальные предпочтут уродин. — Вы им сбрасываете наши скины? Он удивился: — Каким образом? Наши компы не выходят в инет, вы что-то заработались, Володя! Но я посещаю их раз в неделю и консультирую, какая форма скул эффектнее, а какие челюсти выразительнее. Эх, Владимир, теперь я понимаю, что вы тогда приняли мудрое решение!.. С того времени у нас хоть какая-то устойчивость появилась. А то жили на птичьих правах… Я с этой работой только жить начал! Только жить начал, мелькнула мысль. В таком возрасте?.. Это я только начал жить, у меня впервые и жалованье, и хорошая машина, и новая квартира в центре, и загородный дом, и возможности… Но мне двадцать пять, а Василию Петровичу уже за шестьдесят, наверное… Некстати вспомнилось, как мой отец сказал, что он только-только начал жить, когда вытолкал меня во взрослую жизнь. Теперь он, свободный от ежедневной ответственности за меня, наконец-то может заняться собой и вот впервые открыл, что в жизни масса интересного и что, оказывается, он еще совсем молод, мальчик прямо, и жить только начинает… Что за жизнь такая ступенчатая, мелькнула смятенная мысль, если на каждой ступеньке вдруг соображаешь, что раньше была не жизнь, а только прелюдия к ней, а жить начинаешь вот только с этой минуты! И так всякий раз, и так всякий раз… Василий Петрович продолжал любовно подгонять на экране женское лицо под только ему одному видимые каноны красоты, а я смотрел через его голову, а потом перевел взор на его седые волосы, сердце кольнуло жалостью. Он точно не доживет до сингулярности. И даже до бессмертия не дотянет. И потом вряд ли воскресят… Когда человек уходит из жизни, многие ли о нем помнят? Даже если великий, если хоронили с помпой, показывали по телевидению и сообщали во всех новостях?.. Даже те, которые в самом деле гиганты, ну там Пушкин или Александр Невский, вспоминаем ли о них сейчас? Конечно, если для их возрождения достаточно шевельнуть пальцем, то я бы их возродил, но если для этого лично мне придется вложить хотя бы малые деньги, куда-то поехать, что-то сделать, заполнить бумаги… а оно мне надо? Так же и с общим делом по Федорову. Ну нет у меня интереса воскрешать богомольных крестьян Пушкинской эпохи или Пугачевщины, да и сам народный герой Пугачев вроде бы ни к чему в этом мире. Федоров, задумав благое дело, не учитывал стремительного роста хай-тека, для него и век двадцать второй ничем не отличается от века девятнадцатого: те же кареты и кучера на облучке, а лакеи на запятках… Но эти ладно, а вот милейший Василий Петрович умрет, и вскоре память о нем сотрется даже у меня. Не то что память, память у меня будет абсолютная, но сотрутся краски, а это значит, я просто поленюсь заниматься его воскрешением. А это, если честно, несправедливо. Он не виноват, что родился раньше меня на сорок лет. — Ради таких женщин, — заметил я, — что вы нарисовали, многие пойдут на дракона. — Для того и стараюсь, — ответил он молодым голосом. — Войдя в байму — входишь в мечту! И начинаешь осуществлять… овеществлять то, что видел только в смутных и сладостных грезах… Я посмотрел на него с сомнением, трудно представить, что вот такое ископаемое хоть когда-то о чем-то мечтало. — Вы тоже мечтаете? Он взглянул на меня хитро, словно прочел мои мысли. — Представьте себе. В его тоне почудился некий намек, я не понял, из-за этого рассердился и спросил почти агрессивно: — О чем, если не слишком большой секрет? — О чем велят инстинкты, — ответил он с добродушной улыбкой, с какой мудрые деды говорят с неумными внуками. — Инстинкты? — Ну да, — ответил он. — Это они командуют нашими мечтами. И грезами. Инстинкты, всюду инстинкты… Рулят всем и всюду. Даже когда мы уверены, что руководствуемся чистейшим разумом, но если копнуть, оказывается — инстинкт… Я это заметил на смешном, можно сказать. Вдруг заметил, что мечты мои резко изменились. Я всегда любил помечтать, особенно в постели перед сном. Так вот, если раньше, кем бы себя ни воображал: героем, изобретателем, космонавтом на далекой планете, банкиром или суперменом — всегда действовал я, все было для меня, весь мир для меня… Он сделал паузу, я спросил осторожно: — А что изменилось? Или уже не мечтаете? Он отмахнулся: — Столько же, как и раньше. — Так в чем же… Он пояснил: — Хоть я и теперь все так же в главной роли, но уже не я рвусь к трону, а помогаю занять его достойному молодому человеку… или принцессе! Не я иду убивать дракона, а помогаю его одолеть молодому благородному парню. Хотя, конечно, я по-прежнему круче, ха-ха. Но не я рвусь завоевать принцессу, а великодушно уступаю ее молодому и достойному… Я сказал с неловкостью: — Гм, никогда не думал, что и здесь инстинкт тоже берет свое. Хотя да, понятно, зачем он так… А вот я еще в том стазе, когда сами рвутся к трону. — Тоже любите помечтать? — Да, — признался я. — Никому не говорил, а вот теперь, когда даже вы, оказывается, мечтаете… — Все мечтают, — сообщил он просто. — Только у одних мечты куценькие, а у других с вот такенными крыльями! Я еще раз пробежал взглядом по женским фигурам, кое-где скелетным моделям, в других местах с уже натянутой кожей. — Очень хорошо, — сказал я подбадривающе, — что и в вашем возрасте можете рисовать таких обалденных женщин! Он поинтересовался обманчиво кротко: — В каком? — Ну, — сказал я уверенно, — когда перестают работать гормоны… эти самые гормоны. Врачи говорят, что когда угасает половая функция, то прекращается и творчество. Это, дескать, неразрывно связано! Еще и Фрейд говорил, что творчество — это половая функция… |