Онлайн книга «2024-й»
|
Я кивнул в сторону экрана: — Это что еще такое? Сие чудовище на вагину и не похоже вовсе. Только людей пугать. Гулько захохотал: — Наконец-то поймал шефа! — На чем? — спросил я. — На отсталости! — заявил он громко. — Продвинутые сейчас вообще делают такое… Я поинтересовался: — Что, еще страшнее, чем эта штука? — Страшнее или прекраснее, — сказал он победно, — зависит от точки зрения! Шеф, мне просто стыдно за твое невежество. Мы так быстро прогорим, если не будем идти в ногу со временем! Все ускоряется. Надо идти, не задумываясь! Роман смотрел то на него, то на меня, спросил нерешительно: — А что делают продвинутые? Гулько захохотал: — Интересно? Видишь, шеф, интерес двигает прогресс! Извини, что в рифму. Гертруда, не покажешь нам? Ты же следишь за новинками… Гертруда слегка надула губки, щечки порозовели от повышенного мужского внимания, на меня бросила кокетливый взгляд. — Я человек очень занятой, — сообщила она, — слежу не больше, чем другие, но времени нет… Гулько сказал решительно: — Не бреши! Я знаю, три месяца тому ты что-то там делала, меняла… Она вскинула брови: — Так то три месяца! За это время мода снова ушла вперед. — Все равно покажи, — сказал Гулько настойчиво. — Шеф отстал не на три месяца, а на три года. Надо его вырвать из пучины невежества! — Нет, — сказала она игриво и снова посмотрела на меня: — Я стесняюсь! Гулько ахнул: — И ты из диких времен? Что это за слово такое? Забудь! Наш шеф говорит, что нельзя, чтобы застенчивые девушки давали себя опередить незастенчивым и забрать себе лучших парней. Она все поглядывала на меня, вообще-то, как мне кажется, Гертруда ни за что не даст опередить себя, но так как мы, по ее мнению, все дряхлые старики, то, значит, погрязли в древних традициях, когда женщины еще не смели раздеваться в мужском коллективе. Роман толкнул меня в бок: — Шеф, твое слово. Я нехотя кивнул Гуртруде: — Ладно, покажи, что за чудо они так жаждут увидеть. Она, все так же жутко-жутко стесняясь, задрала юбку. Низ живота не просто выбрит безукоризненно, волосы сведены начисто, словно их там никогда и не было. Все блещет свежестью кожи младенца. Гулько громко сказал «Вау», остальные захлопали. Гертруда, медленно двигая бедрами, отступила на шаг и, присев на край стола, расставила ноги. Все дружно сказали: «Ух ты, как здорово!» Гулько покрутил головой: — Целых три месяца?.. Ну, тогда я тоже отстал, если сейчас что-то еще круче… К моему удивлению, щеки Гертруды в самом деле залил жаркий румянец. Украдкой поглядывая на меня в поисках признаков одобрения, она раздвинула ноги шире. Румянец опустился на нежную шею. — Сейчас делают иначе, — сказала она застенчиво. — Как? — спросил Гулько жадно. — У Василия Петровича, — пояснила она, — есть в файлах. А Роман сказал сокрушенно: — И я отстал. Или тоже с отсталыми дело имею? У некоторых и такого нет… — Да все мы отстали, — сказал Скопа печально. — Так в работу влезаешь, что жизни не видишь. Хотя, если честно, я так и не понял, зачем все… Гулько, что с восторгом не только рассматривал раздутые, как напившиеся крови гигантские комары, половые губы Гертруды, но и щупал их деловито, заставляя ее закатывать глаза и слегка постанывать, обернулся, в глазах недоумение. — Ты чего? Как это не понял? — Для нас старается, — сказал Скопа гордо. Гулько посмотрел на смеющееся лицо Гертруды. — Да нет уж… Для тебя не станет стараться. — А для тебя? — спросил Скопа обидчиво. — Да ни для кого из нас, — ответил Гулько. — Думаю, даже для мульмимиллионера не станет. Я видел, каких недавно кукол завезли в магазин. Уже и реклама прошла… — Члены? — спросил Роман. Гулько отмахнулся: — Члены в диком прошлом. Сейчас к этим членам приделывают и туловища. Самцы получаются что надо! Делают все, что им скажешь…. в постели, ессно. После акта не отворачиваются и не засыпают, а что-то там бормочут запрограммированное… Сейчас женщины нас допускают до своего тела не столько для секса, как для чего-то еще. Как и мы их, кстати. Лицо Гертруды стало серьезным, улыбка погасла, даже румянец начал бледнеть. Она отвела руку Гулько, что уже завелся, покраснел и начал пыхтеть, отпустила юбочку и сказала с несвойственной ей задумчивостью: — Даже и не знаю. Пока, думаю, это для себя. Как косметикой, духами… Сперва в самом деле, чтобы привлечь мужчин… но, если честно, кому теперь мужчины нужны? Гулько сказал обиженно: — Ну, как кому… — В самом деле, — повторила Гертруда, — кому? — Женщинам, — сказал Гулько. — А что, не так? Она покачала головой: — Абсолютно верно. Не так. — Почему? Если не для мужчин? — На самом деле, — объяснила она, — женщинам нравится себя чувствовать на некоем… уровне. То есть не опускаться. Потому и делала я сперва губки бантиком, потом бабочкой, затем вот втрое увеличила клитор… Даже не для утех, на самом деле нервных точек не прибавляется, а просто… чтобы было заметно, скажем, на пляже. А когда я увидела, что у многих он больше моего, я тоже увеличила еще и еще. — Больше не надо, — попросил Гулько, — а то я сперва подумал, что у тебя там пенис. А с ним как-то неуютно, что ли. Гертруда отмахнулась: — Чепуха. Сейчас все увлеклись анусом. Туда удалось вывести целую кучу нервных окончаний, оргазмы просто обалденные! И по двадцать-тридцать кряду. Она заулыбалась победно. Роман спросил жадно: — И что, теперь всем женщинам анальный нравится? — Кто сделал операцию, — ответила Гертруда, — те в восторге. Но, кстати, удобнее оргазм получать без вас, мужчин. Она улыбалась победно и мстительно. Взгляд, который бросила на меня, пояснил, что мужчины ей, как настоящей женщине, в самом деле уже не нужны. Но шеф, понятно, выше, чем просто мужчина. Дверь распахнулась, на пороге появился Василий Петрович. Острые глаза из-под нависших бровей с подозрением оглядели наши разгоряченные лица. |