Онлайн книга «Истории для девочек»
|
– Слава Аллаху, если дочь моя счастлива… – сказал дед Магомет, направляясь к своему приятелю мулле. С его уходом сотни новых вопросов о сакле, оружии, нукерах из нового дома Бэлы посыпались на мою голову, а я еле успевала отвечать. – О, как бы я хотела, волею Аллаха, быть на месте Бэллы! – искренне воскликнула миловидная, розовенькая Салеме. – Что она говорит? – спросил Юлико, который не понимал языка лезгинов. Я перевела ему слова девушки. – Есть чему завидовать! – презрительно сказал он. – Вот у бабушки моей в Тифлисе действительно несметные богатства. У нас там дом в три этажа, сплошь засыпанный разными драгоценностями! Мы ели на золотых блюдах, а за одну только рукоятку дедушкиного кинжала можно получить целый миллион туманов [44]. А сколько слуг было у бабушки… В саду били фонтаны сладкого вина, а вокруг них лежали груды конфет… – Вино запрещено Кораном [45], – вмешалась Зара, прерывая вранье моего кузена. – Грузинам оно не запрещено. Только глупые магометане могут верить подобным запретам. – Не смей оскорблять веру наших отцов! – крикнула Зара, и глаза ее загорелись злыми огоньками. – Кто смеет говорить это мне, князю Юлико Джаваха? – ответил он и надменно обвел маленькими мышиными глазками собрание девушек. – Перестань, Юлико, – шепнула я ему, – перестань, это может дурно кончиться для тебя! – Да как же она смеет так относиться ко мне, природному грузинскому князю! – Да какой ты князь! – недобро рассмеялась Зара. – Разве такие князья бывают? Вот наиб – князь… видный, высокий, усы в палец, глаза как у орла… А ты маленький, потешный, точно безрогий горный козел с переломанными ногами. И все три девушки, довольные остротой подруги, залились громким смехом. Что-то кольнуло мне в сердце. Жалость ли то была или просто родовитая гордость, не позволяющая оскорблять в моем присутствии члена семьи Джаваха, но, не отдавая себе отчета, я близко подошла к Заре и крикнула ей, заглушая ее обидный смех: – Стыдись, Зара! Или в лезгинском ауле забыли обычаи гостеприимства Дагестанской страны? Зара вся вспыхнула и смерила меня взглядом. На минуту воцарилось молчание. Потом она подхватила со злым смехом: – А ты чего заступаешься за этого ощипанного козленка?.. Или он уделяет тебе от своего богатства? Или ты служишь унаиткой [46] в сакле его бабки? Это было уже слишком… Моя рука невольно схватилась за рукоятку кинжала, висевшего на поясе. Однако я сдержалась и, чувствуя, как бледнею от оскорбленной гордости и гнева, твердо произнесла: – Знай, что никогда ничем нельзя подкупить княжну Нину Джаваху! – Княжну Нину Джаваху, – как эхо повторил за мною чей-то голос. Живо обернувшись, я увидела маленького, сгорбленного желтого старика в белой чалме и длинной мантии. Что-то жуткое было в выражении его острых глаз, скользивших по нашим лицам. Это был мулла. Завидев его, все девушки разом встрепенулись и опустили головы в знак уважения. А я не без тайного волнения смотрела на заклятого врага моего отца, на человека, громившего мою мать за то, что она перешла в христианскую веру, несмотря на его запрет. – Приблизься, христианская девушка… – чуть внятным от старости голосом произнес он. Я подошла к нему и смело взглянула в его глаза. – Хороший, открытый взгляд… – произнес он, кладя мне на лоб свою тяжелую руку. – Да останется он, волею Аллаха, таким же честным и правдивым на всю жизнь… Благодаренье Аллаху и Пророку, что милосердие их не отвернулось от дочери той, которая преступила их священные законы… А ты, Лейла-Зара, – обратился он к девушке, – забыла, должно быть, что гость должен быть принят в нашем ауле, как посол великого Аллаха!  И, сказав это, он пошел, опираясь на палку. Когда вечером я спросила дедушку Магомета, что значит эта любезность старого муллы, он сказал тихим, грустным голосом: – Я говорил, дитя мое, с муллою. Он слышал твой разговор и остался доволен твоими мудрыми речами в споре с нашими девушками. Он нашел в тебе большое сходство с твоею матерью, которую очень любил за набожную кротость в ее раннем детстве. Много грехов отпускается той матери, которая сумела сделать своего ребенка таким, как ты! В тот же вечер мы уехали. Все население Бестуди высыпало нас провожать. – Прощай, деда, прощай, милый! – еще раз обняла я старика на пороге сакли. – Прощай, милая пташка из садов Магомета! – ласково ответил дед. Коляска, в которой сидели я, Анна и Юлико, затряслась по кривым улицам аула. Навстречу нам, из поместья бека Израила, прискакали попрощаться Бэлла и Израил. – Прощай, джанночка, не могла не проводить тебя. И, свесившись со своего расшитого шелками и золотом седла, Бэлла звонко чмокнула меня в обе щеки. – Бэлла, душечка, спасибо! Они долго провожали нас… Солнце уже село, когда Бэлла еще раз обняла меня и погнала лошадь назад. Я привстала в коляске, несмотря на воркотню Анны, и смотрела на удаляющиеся силуэты двух юных и стройных всадников. Надвигалась ночь, Анна постлала нам постели в коляске. Я зарылась в подушки и готовилась уже заснуть, как вдруг почувствовала прикосновение чьих-то тоненьких пальчиков к моей руке. – Нина, – послышался мне тихий шепот, – ах, Нина, не засыпайте, пожалуйста, мне так много надо поговорить с вами! – Ну, что еще? – высунулась я из-под покрывавшей меня теплой бурки, все еще сердитая на своего двоюродного братца. – Ради Бога, не засыпайте, Нина! – продолжал умоляющий голос. – Вы на меня сердитесь? – Я не люблю лгунишек! – гордо бросила я. – Я больше не буду… Ниночка, клянусь вам… – залепетал мальчик, – я сам не знаю, что сделалось со мною… Мне хотелось подурачить девочек… а они оказались умнее, чем я думал! Если б вы знали, до чего я несчастлив! И вдруг самым неожиданным образом мой кузен разрыдался совсем по-детски, вытирая слезы бархатными рукавами своей щегольской курточки. Я вмиг уселась подле плакавшего мальчика, гладя его спутанные кудри и говорила задыхающимся шепотом: – Что ты? Что ты? Тише, разбудишь Анну… Перестань, Юлико… Я не сержусь на тебя… – Не сердитесь, правда? – спросил он, всхлипывая. |