Онлайн книга «Истории для девочек»
|
И мой взор затуманился. – Что это, слезы? – вскрикнула Вера Васильевна (так звали толстушку фельдшерицу), пытливо заглянув мне в глаза. – Нет, девочка, вы уж это оставьте, а то вы мне такого дела наделаете. – Хорошо, – произнесла я, – я постараюсь сдерживаться от слез, но только пришлите сюда ко мне фею Ирэн. – Фею Ирэн? – недоумевающе произнесла она. – Да вы, Господь с вами, никак бредите, княжна? – Фея Ирэн – это Ирочка Трахтенберг. Где она? – M-lle Трахтенберг еще спит, – заявила появившаяся на пороге Матенька и потом спросила у Веры Васильевны, можно ли мне встать сегодня с постели. Та разрешила. Я быстро принялась одеваться и через полчаса, причесанная и умытая, в белом полотняном лазаретном халате, точь-в-точь таком же, какой я видела на Ирочке сегодня ночью, входила в соседнюю палату. Там, перед дверцей большой печки, на корточках, вся раскрасневшись от огня, сидела Ирочка и поджаривала на огне казенную булку. – Тсс! Не шумите, маленькая княжна! – остановила она меня, приложив к губам палец. И я со смехом присела тут же подле нее на пол и стала ее рассматривать. Она была уже не такая хорошенькая, какою показалась мне ночью. Утро безжалостно сорвало с нее всю ее ночную фантастическую прелесть. Она уже более не казалась мне феей, но ее большие светлые глаза, ее великолепные, светлые волосы и изящные черты невольно заставляли любоваться ею. – Что вы так пристально смотрите на меня, княжна, – засмеялась девушка, – или не признаете во мне больше таинственной лунной феи сегодня? – Нет, нет, Ирочка, совсем не то… Я смотрю на вас потому, что вы мне ужасно нравитесь и точно я вас знаю давным-давно!.. – Хотите жареной булки? Я с большим аппетитом принялась за еду, обжигая себе губы и не сводя глаз с Ирочки. За что я ее полюбила вдруг, внезапно – не знаю, но это чувство вполне завладело моим горячим, отзывчивым на первые впечатления сердцем. В два часа приехал доктор. Он выслушал меня особенно тщательно, расспросил о Кавказе, о папе. Потом принялся за Ирочку. Кроме нас, больных в лазарете не было. Зато из классов их потянулась на осмотр целая шеренга. – Франц Иванович, голубчик, – молила совершенно здоровая на вид, высокая полная старшеклассница. – Что прикажете, m-lle Тальмина? – Франц Иванович, голубчик, найдите вы у меня катар желудка, катар горла, катар… – У-ух, сколько катаров сразу! Не много ли будет? Довольно и одного, пожалуй… – засмеялся добродушно доктор. – Голубчик, физики не начинала… А изверг физик в последний раз обещал вызвать и кол влепить… Миленький, спасите!  – А если касторку пропишу? – Брр! Ну, куда ни шло, и касторку выпью… Касторка лучше физики… – А вдруг Maman не поверит, температуру при себе прикажет смерить? Что тогда? А? Обоим нахлобучка… – Ничего, голубчик… температура поднимется, я градусник в чай опущу: живо сорок будет. – Ах вы, разбойницы, – рассмеялся доктор, – ну, да уж что с вами делать… Только смотрите, чтоб в последний раз эта болезнь физики с вами приключилась, а то с головой выдам кому следует. – Не скажете! – бойко отпарировала девочка. – Вы добрый! Через минуту его громкий голос взывал по адресу Матеньки: – Сестрица сердобольная, m-lle Тальминой потогонного приготовьте да в постель. – Случай удивительный! – обратился он серьезно к стоявшей подле фельдшерице, смотревшей на него с подобострастным вниманием. Тальмина, охая и кряхтя, как настоящая больная, ложилась в постель, а остальные давились со смеху. И почти каждый день ту или другую девочку спасал таким образом добрый доктор. Ирочке и мне было предписано остаться в лазарете на неопределенное время. Но я не огорчилась. Здесь было много уютнее, нежели в классе, да к тому же я могла отдохнуть некоторое время от нападок моих несправедливых одноклассниц. А по ночам я прокрадывалась в палату Ирочки, и мы болтали с ней до утра. Об истории с пропавшей книжкой я не могла умолчать перед нею. Она внимательно выслушала меня и, нахмурив свои тонкие брови, проговорила сквозь зубы: – Фу, какая гадость! – И потом, помолчав, добавила: – Я так и думала, что с вами было что-нибудь из ряда вон выходящее. Знаете, Нина, если они посмеют еще раз обидеть вас, вы придите ко мне и расскажите… Я уж сумею заступиться за вас… «Заступиться? О нет, милая Ирочка, – подумала я, – заступиться вам за меня не придется. Я сумею постоять за себя сама». Я рассказала Ирочке всю мою богатую событиями жизнь, и она внимательно и жадно слушала меня, точно это была не история маленькой девочки, а чудесная, волшебная сказка. – Нина! – часто прерывала она меня на полуслове. – Какая вы счастливая, что пережили столько интересного! Я бы так хотела бродить с волынкой, точно в сказке, и попасться в руки душманов… – Что вы, Ирочка! – испуганно воскликнула я. – Ведь не всегда встречаются в жизни такие люди, как Магома, а что бы случилось со мною, если бы он не подоспел ко мне на выручку? Страшно подумать!.. Славные дни провела я в лазарете, даже тоска по дому как-то сглаживалась и перестала проявляться прежними острыми порывами. Иногда меня охватывала даже непреодолимая жажда пошалить и попроказничать. В лазарете было две фельдшерицы: одна из них, Вера Васильевна – чудеснейшее и добрейшее существо, а другая, Мирра Андреевна – придира и злючка. Насколько девочки любили первую, настолько же ненавидели вторую. Вера Васильевна, или Пышка, по-видимому, покровительствовала моей начинавшейся дружбе с Ирэн, но Цапля (как прозвали безжалостные институтки Мирру Андреевну за ее длинную шею) поминутно ворчала на меня: – Где это видано, чтобы седьмушки дневали и ночевали у старшеклассниц! Особенно злилась Цапля, когда накрывала меня во время наших ночных бесед с Ирочкой. – Спать ступайте, – неприятным голосом взывала она, – сейчас же марш спать, а то я Maman пожалуюсь! И я, пристыженная и негодующая, отправлялась восвояси. Спать, однако, я не могла, и, выждав удобную минутку, когда Мирра Андреевна, окончив ночной обход, направлялась в свою комнату, я осторожно прокрадывалась в последнюю палату, где спала моя новая взрослая подруга. Далеко за полночь лилась у нас бесконечная беседа о доме и родине, приправляемая возгласами сочувствия, удивления и смехом. Мирра Андреевна догадалась наконец, что после обхода я отправляюсь в палату старших, и возымела намерение «накрыть» меня. |